"АФГАНИСТАН и крах прогрессорства" - Александр Ратнер

"АФГАНИСТАН  и крах прогрессорства" - Александр Ратнер

Последние события в Афганистане мало кого оставили равнодушными. Медиа и эксперты по всему миру наперебой комментируют процесс и результаты спешного отвода сил США. Из этих сообщений можно сделать вывод о том, что самое сильное государство мира оказалось побежденным плохо вооруженной армией загадочной силы, словно бы явившейся из глубокого средневековья. Симпатики США печалятся, недруги злорадствуют. А в Украине спорят о том, к каким последствиям эти события приведут в нашей стране. Чтобы ответить на этот вопрос, стоит посмотреть на него издалека. И тогда станет ясно, что нынешний афганский кризис является частью гораздо более серьезной проблемы.

От права силы к международному праву

В восточной части Бенгальского залива Индийского океана, между Индией и Мьянмой, расположены Андаманские острова. На одном из этих островов, несколько на отшибе от остальных, проживает народ, называемый сентинельцами. По мнению ученых, сентинельцы примерно 60 тысяч лет прожили в изоляции от остального человечества, а когда их обнаружили, продемонстрировали однозначное нежелание выходить из этой изоляции. В середине прошлого века с мнением синтенельцев решили считаться и оставили островитян в покое. Поэтому и сейчас неизвестное количество аборигенов продолжает жить примерно так же, как жили наши с ними общие предки 60 тысяч лет назад, в период, называемый «каменным веком». 

Приблизительно такой же образ жизни ведут другие т.н. «неконтактные народы»: люди тьыт, живущие в джунглях Центрального Вьетнама или племена тагаери и тароменане из южноамериканской сельвы: охотятся с помощью стрел и копий, собирают то, что само собой растет в лесу, спят на земле и прячутся от дождя под навесами из пальмовых листьев.

Можно как угодно относиться к подобному образу жизни, но факт остается фактом: ни один изолированный народ за тысячи лет не изобрел не то, что интернет или паровой двигатель, но и простую телегу на колесах. И научно-техническая, и социальная эволюция случилась у человечества в результате активной интеграции, причем не самых приятных аспектов этой интеграции.

С тех пор, как наши с вами предки истребили неандертальцев, и до первого полета в космос люди развивали свое техническое оснащение и социальные институты по той же причине, по которой слоны обзавелись бивнями, а пчелы – разделением труда. Наличие продвинутых технологий и эффективного государства было не прихотью, а в самом деле вопросом жизни или смерти. Государство должно было защищать свой народ от внешних посягательств, а еще лучше – обогащать народ за счет подданных менее эффективных государств. (Здесь нужно, конечно, заметить, что народом до самого недавнего по историческим меркам времени считалось не все население, а лишь та его часть, которая имела возможность принимать политические решения. Сто лет назад эту часть общества звали аристократией, в 17 веке – нацией, в Элладе – демосом, а нынче о ней модно говорить «элиты». Вот этот народ и должно было защищать и обогащать государство). Поэтому - "земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами".

Но такого простого объяснения уже в самой древности народу было недостаточно. Дело в том, что в отличие от пчел и слонов, люди кроме орудий обороны и нападения обзавелись еще и этикой. Поэтому решили, что их организационно-техническое превосходство над другими группами людей автоматически свидетельствовало и о моральном превосходстве. В международных отношениях поначалу эта идея была оформлена совсем просто: мол, если мы сильнее, это значит, что наши боги круче. К средним векам эта концепция описывалась принципом cuius regio, eius religio («чья земля, того и вера»). А чья земля, издревле выяснялось только одним способом. Знаменитый исторический пример такой морали принадлежит Плутарху. Однажды галлы осадили город Клузиум, союзный Риму, требуя отдать им в качестве отступного часть его земель. Римские послы возмущенно спросили у вождя галлов Бренна: «По какому праву вы отнимаете земли у их законных владельцев?» На что Бренн ответил фразой, ставшей крылатой: «Наше право мы носим на конце нашего меча! Сильным принадлежит весь мир!».

Первое исторически значимое отступление от права силы в европейских международных отношениях начались только в первой половине 17 века, когда выяснение вопроса о превосходстве веры привело католиков и протестантов к гибели около 8 миллионов человек в ходе бесконечной 30-летней войны. Мирные договоры положили начало Вестфальской системе международных отношений. Религиозные войны были запрещены и таким образом у европейцев пропала добрая половина поводов для проверки своей организационно-технической мощи. Но к этому времени уже состоялась эпоха великих географических открытий, которая предоставила европейцам новое пространство для конкуренции. А вошедший к тому времени в моду гуманизм придумал, чем заменить религиозный повод для нападения на более слабых. Гуманисты изобрели прогресс.

От прометеизма к плюрализму

До того представления о динамике развития человечества были самыми разнообразными. Еще изобретательные древние греки сумели описать все варианты. У них был миф о золотом веке, после которого все у людей становилось только хуже. Была концепция циклического развития, когда за периодом роста неизбежно должен следовать период упадка, как в окружающей природе. Но самым «прогрессивным» был, конечно, миф о Прометее, боге, подарившем людям из любви к ним технологические знания. Однако то, что люди должны и после подарка Прометея продолжать непрерывно улучшаться и улучшать окружающий их мир, эллинам в голову не приходило.

К 18-му веку европейцы начали расставаться с идеей о том, что «все в руках божьих, а пути его неисповедимы». Нужно было придумать новое объяснение целей и пути существования человечества. И вот французский аббат Шарль Сен-Пьер в своей книге «Замечания о непрерывном прогрессе всеобщего разума» ввел в обиход идею, противоположную античному мифу об утерянном золотом веке. Золотой век впереди, и человечество движется к нему – вот что постулировал Сен-Пьер. Его идейный последователь, будущий министр финансов франции Анн Робер Тюрго в 1750-м произнес в Сорбонне программную для гуманистов речь «О последовательных успехах человеческого разума». «Вся масса человеческого рода, - сказал Тюрго, - переживая попеременно спокойствие и волнения, счастливые времена и годины бедствия, всегда шествует, хотя и медленными шагами, ко все большему совершенству».

На следующие 200 лет мысль о том, что человечество развивается от худшего к лучшему, захватила европейские умы. Но поскольку, как показывали результаты географических открытий, вся масса человеческого рода к совершенству шествовала не одинаково быстро, европейцам, как Прометею, по мнению гуманистов-просветителей была дана миссия – нести отсталым народам свет цивилизации.

«Неси это гордое Бремя. Родных сыновей пошли На службу тебе подвластным Народам на край земли. На каторгу ради угрюмых Мятущихся дикарей, Наполовину бесов, Наполовину людей», - так роль европейца-прогрессора описал в конце 19 века Редьярд Киплинг.

Масла в огонь, горевший в сердцах европейских прогрессоров, добавил Чарлз Дарвин, за 40 лет до появления стихотворения Киплинга опубликовавший свою революционную книгу «Происхождение видов». Концепция естественного отбора легла в основу социального дарвинизма. «Универсальный закон природы: существо, недостаточно энергичное, чтобы бороться за свое существование, должно погибнуть», - так сформулировал суть новой идеологии ее родоначальник Герберт Спенсер. На межгосударственном уровне эта концепция отразилась в «Венском миропорядке», вводившем понятие Великих держав (империй), являвшихся носителями истинного суверенитета и, по согласию («концерту») правивших остальным миром.

Концепции «бремени белого человека», социального дарвинизма и Великой империи довольно скоро довели до абсолюта германские нацисты, из-за чего европейскую интеллектуальную элиту резко качнуло в противоположную от прометеизма сторону. «Великие державы», победившие в войне, объявили о новом мировом порядке, основанном на гарантированном суверенитете и равноправии всех государств. 

Проблема состояла в том, что этот новый мировой порядок, несмотря на «общечеловеческий» формат, был разработан европейцами и решал совершенно конкретную задачу: предотвратить новую войну в Европе. Но он никак не отвечал на вопрос, что делать с государствами, живущими, по европейским меркам, в архаике или решившими вдруг туда вернуться.

Вероятно для того, чтобы не мучиться этим вопросом, европейские философы-постмодернисты заклеймили идею прогресса как причину ужасов Второй мировой. Правившую бал в течение тысячелетий концепцию моральной правоты более развитого общества сменила концепция культурного плюрализма. Нет абсолютных ценностей. Живущие в каменном веке сентинельцы, не знающие письменности эфиопские племена, патриархальное общество афганских пуштунов, зимбабвийские революционеры, уничтожающие белых фермеров, советские граждане под властью «KGB» – все эти народы, по мнению пост-модернистов, не просто имеют право жить так, как живут. Все их уклады и образы жизни имеют ту же ценность, что и образ жизни жителя Нью-Йорка, Лондона или Парижа.

Разобравшись таким образом с проблемой прогресса и прогрессорства, Запад столкнулся со следующей: пиетет в отношении суверенитета любых государств плохо сочетался с главной евро-атлантической святыней – правами человека. Ведь культурные особенности ортодоксального ислама ограничивают права женщин. Мировоззрение Пол Пота требовало уничтожения интеллигенции. А советская идеология была нетерпимой к сексуальным меньшинствам. Не говоря уже о свободе слова, частной собственности и прочих прелестях «западного мира».

Но и с этой проблемой либералы справились, объявив о естественной природе их либерального образа жизни. Мол, стремление к свободе, к образованию и гуманизму заложено в человеке на генетическом уровне. Мол, если немножко потерпеть, то KGB отступит, исламские ортодоксы отменят никаб, в Эфиопии откажутся от женского обрезания, а сентинельцы построят школы, чтобы изучать там труды Ноама Хомского. Здесь левые либералы сходились с правыми, которые меньше задумывались о гуманизме, но также были уверены, что стремление владеть собственностью, «делать бизнес» и преуспевать тоже является естественным и универсальным для всего человечества.

Крах СССР 30 лет назад стал главным свидетельством правоты этой веры и моментом полного торжества либерализма. KGB отступил, Russia встала на путь исправления, а ее бывшие сателлиты – в очередь на вступление в буржуазную Европу. И Запад поверил в скорое наступление «конца истории» в виде всепланетного либерального консенсуса.

От очарования к разочарованию

Частичное отрезвление наступило 11 сентября 2001 года. Разрушение башен-близнецов символизировало крах мечты о либеральном мироустройстве. Следующие 20 лет розовые очки либерализма продолжали покрываться многочисленными трещинами. Лопнула европейская концепция мультикультурализма. В Азии, Африке и Латинской Америке даже после падения СССР капитализм в паре с представительской демократией не смог победить не то что социалистические, но и откровенно архаичные общественные отношения. «Арабская весна», начинавшаяся как восстание против тирании, закончилась либо ничем, либо войной, либо укреплением тирании. Russia, подававшая столько либеральных надежд, едва начав богатеть, тут же «поднялась с колен» и принялась захватывать территории соседей, размахивая во все стороны своими «искандерами». Но самое поразительное случилось в Китае, который вышел в мировые экономические и технологические лидеры под руководством главного идеологического противника либералов – коммунистической партии.

Обнаружилось, что свободный рынок и представительская демократия не являются единственными условиями для экономического развития, а экономическое развитие не является единственной целью существования государств и их граждан. Что многие люди готовы и даже стремятся поменять тревоги политической и личной свободы на спокойствие подчинения. И что элиты чаще являются не двигателями, а тормозами социальных изменений.

«Мы потратили более триллиона долларов, - жаловался журналистам президент Байден, комментируя вывод американских сил из Афганистана. - Мы дали им все необходимые инструменты. Мы дали им все возможности определить свое будущее. Чего мы не могли им дать, так это воли к борьбе за это будущее. Американские войска не могут и не должны сражаться на войне и погибать на войне, в которой афганские силы не желают сражаться за себя».

Так что США не просто выходят из Афганистана. США, возможно уже окончательно, прощаются с иллюзиями о естественной привлекательности их либеральных ценностей.

От Афганистана к Украине

Но отказываясь от веры в «естественный прогресс», Запад не дает нового ответа на тот же самый «проклятый» вопрос: что делать с государствами, живущими в разрез с европейскими представлениями о добре и зле? Ведь старый проверенный ответ на этот вопрос тоже противоречит нынешним евро-атлантическим ценностям.

30 лет назад, на закате СССР, был популярен такой анекдот: «Единственный способ обустроить Советский Союз – объявить войну США и тут же капитулировать». Советский народ, не скованный либеральными идеологическими рамками, очень точно определил суть проблемы: элиты сами себя не реформируют. Ведь они являются главными выгодоприобретателями сложившегося положения.

Так что выход США из Афганистана, безусловно, плохая новость для Украины. Вернее, для тех ее граждан, которые хотели бы видеть свою страну частью «западного мира». Надежда, что изоляционизм Трампа был всего лишь его прихотью, и при демократах США вернутся к привычной роли «мирового полицейского», несущего народам свет демократии, оказалась призрачной.

В то, что украинское общество сможет вестернизироваться самостоятельно, поверить трудно. Наша элита лучше всего чувствует себя именно в тех условиях, в которых она сформировалась за годы независимости, как раз тех условиях, которые отпугивают западных инвесторов. Настоящая европейская интеграция нашим капиталистам не выгодна, ведь она приведет к конкуренции на внутреннем рынке с более сильными зарубежными игроками. Даже прямая военная агрессия и потеря значительных активов в Крыму и на востоке страны не заставили наших олигархов сплотиться и дружно повести Украину на Запад. Прозападным энтузиастам без поддержки США будет нечего противопоставить медийным активам олигархов и патерналистским настроениям большинства избирателей. Даже если у прозападных энтузиастов неожиданно хватит ума объединиться, во что тоже трудно поверить.

Это, конечно, не означает, что Украина будет тут же оккупирована северо-восточным соседом: власть Москвы для наших капитанов бизнеса еще менее привлекательна, чем власть Вашингтона. А Европе совсем не интересно допустить появление российских военных баз где-нибудь около Львова. Поэтому в ближайшей исторической перспективе украинцы рискуют стать европейскими афганцами, прячущимися от соседей за забором из беззакония и кумовства. Да, мы застрянем не в среднем, а во вполне приличном индустриальном веке. И сможем утешаться тем, что в далеком настоящем Афганистане все значительно хуже, чем у нас. Не говоря уже об Андаманских островах.