АНТРЕСОЛИ и ЖИЗНЬ

АНТРЕСОЛИ и ЖИЗНЬ

«Что это? — холодно спросила Анна Сергеевна, взяв в руки вилку. — Это из того набора, что вам на свадьбу подарили?»

Друг мой Алеша не почувствовал беды, он потом рассказывал, что даже не расслышал толком этот первый вопрос, продолжал наворачивать голубцы. Он еще не привык к своей новой родственнице, считал ее просто милой женщиной, мамой его жены, которая просто иногда приходит в гости, вежливая такая, сильвупле и все дела. Кто ж знал, что она мегерой окажется.

«Алексей! — продолжала Анна Сергеевна. — Это вилка из набора? Шесть серебряных столовых ложек, шесть серебряных вилок, шесть ножей, шесть чайных ложечек — все в подарочном футляре?…

- Настя, а ты как это объяснишь?» Тут уже и жена Алексея от плиты отвлеклась: «Да что случилось-то?»

Теща раскраснелась от возмущения. Сначала тихо, потом все больше распаляясь, она сообщила, что пользоваться серебряными приборами каждый день — кощунство. Разве можно вот так бездумно есть ими обычные голубцы?

«А что ими есть?» — не понял Алеша.

Теща покраснела еще больше, отбросила салфетку: «Вы не умеете беречь вещи!» Алеша даже жевать перестал. Он знал, что с гостями лучше не спорить о религии и политике, но как реагировать на гостей, которые психуют из-за вилок? «Анна Сергеевна, —примирительно произнес Алеша. — Это же такая ерунда». Теща смерила его тяжелым взглядом. Казалось, еще немного — и она достанет из-под стола автомат АК-47 и изрешетит зятя вдоль и поперек.

«Ерунда? - тихо сказала она. — А что вы принесли в эту квартиру, Алексей? Зуб акулы на подставке и ролики? Поэтому вам и плевать на то, что здесь происходит, правда? Гори сарай, гори и хата?»

«Ну знаете! — Алеше до сих пор стыдно за тот приступ злости, но тогда, как он говорит, сдержаться не было никакой возможности. — Хватит тут… квакать! - Идите в муниципальное заведение работать, Анна Сергеевна! Там вам еще и платить за хамство будут!»

После этих слов Анна Сергеевна схватилась за сердце: «Валокардину!». Настя забегала вокруг нее, перепуганный Алеша кинулся открывать окно. Теща обмякла на стуле и, как угасающий Иван Петрович Павлов, сообщала о своем самочувствии: «Чувствую, сосуд дергается… тахикардия… давление… давление вверх пошло!»

Алеша, чуть не плача, бросился за телефоном: «Вызываю скорую!». Теща резко выпрямилась: «Не надо! Кажется, отпускает».

После этого она принялась за ужин и даже попросила добавки. Но свою волю молодоженам все ж навязала — спрятали они «красивые вилки», достали обычные, из нержавеющей стали. «Вы этот набор поберегите, — важно порекомендовала Анна Сергеевна. — Зачем его шоргать каждый день? Еще вашим детям он по наследству перейдет».

«Что это за синдром такой? — удивляется теперь Алеша, — Что за манера припрятывать хорошие вещи до лучших времен? Почему нельзя пользоваться ими здесь и сейчас? Нет, мы, конечно, потом достали эти вилки, но ни на одно семейное торжество продемонстрировать их уже не можем, а то у мамы опять приступ случится! Да и Настя моя туда же. Она ведет кулинарный блог, и фотографирует тарелки с готовой едой только на красивой скатерти, а потом эту скатерть сворачивает — и в кладовку. Зачем, спрашивается? А потому что дорогую вещь надо беречь — так мама научила.

А моя мама? Подарил ей духи — она ими только на 8 марта и Новый год побрызгалась. Я к ней с новым флакончиком, а она: «Ты что, мне и старого на десять лет хватит». Или бабушку взять: человеку уже почти восемьдесят лет, а она так до сих пор не открыла сервиз, который ей на шестидесятилетие подарили. Неужели не понимает, что еще немного — и он ей уже и не понадобится?»

Я не знаю, что ответить Алеше. У меня есть тетя Рая — ее сервиз разбился вдребезги. Фарфоровый чайный сервиз на двенадцать персон, с золотыми каемочками и штампиками «Made in Germany» на обороте каждого предмета — оп! — свалился с антресолей. Тетя Рая в ужасе звонила всем — и даже мне, несмотря на межгород, и оплакивала свою молодость, разлетевшуюся на тысячу осколков: «Нам его родители подарили двадцать лет назад. Мы его не трогали, ждали особого случая, фарфоровой, господи прости, свадьбы. И что? Ни разу и не попользовались этими тарелками. Идиоты!».

Полные. Другого объяснения такой бережливости у меня нет. Вон моя подруга полгода назад купила роскошную банкетку в прихожую, а я ее до сих пор так и не видела — банкетка всегда прикрыта потертым пледиком, «Ой, мои неряхи испачкают ведь! — отмахивается подруга. — Двое детей, собака, кот — ну куда! Я только по большим праздникам эту дерюжку снимаю!». С таким же успехом она могла бы поставить в прихожую обычную табуретку или ящик — праздников у нее все равно немного.

Почему? Почему мы храним сервизы, ароматические свечи и яркие эмоции для особого случая? Зачем откладываем шелковое постельное белье для «специальной ночи», прячем сережки с брильянтами в шкатулку, шлепаем ребенка по рукам, когда он пытается «раньше времени» стянуть со стола кусочек сыра и придерживаем красивые слова до дня рождения? Чем сегодняшний день хуже будущих?

Разве жизнь можно откладывать на антресоли? Даже если в доме кот или теща-манипулятор? Конечно, мы успокаиваем себя: «Ладно, еще успеется». А если нет? Не лучше ли жить здесь и сейчас? Зажигать самые красивые свечи, надевать лучшее белье и улыбаться любимым, будто ваша фарфоровая свадьба сегодня. Сейчас.

И есть голубцы серебряными вилками.

Наталья Радулова