Командир отряда говорит, что не хотел в те дни - плохие, очень плохие дни – отпускать этого бойца из Ахтырки в Великую Писаревку, впритык к России.
Но как не отпустить человека, который спешит вывезти оттуда невесту?
По дороге назад её убило залетевшим в машину осколком, а жених вернулся в отряд без единой царапины.
Выглядит он очень спокойным – да, жутко спокойный человек двадцати семи лет; рослый, с втянутыми сухими щеками, крупным носом.
По описанию бабки-ворожки, он знает, можно сказать, в лицо, того, кто вёл тогда огонь, его возраст и русский город, из которого сюда явился.
- Сейчас не время, а когда кончится война, я его найду и перед тем, как, - побеседую.
- Это если он останется жив к тому времени, - сказал я, невольно проникшись его спокойствием и планом.
- Думал и об этом. Что ж, придется найти замену.
Непременно познакомлюсь с этой ворожкой, хотя кажется, что уже видел её. В моем селе, как известно, каждая третья колдует и ворожит, а каждая четвертая пишет стихи про Ворсклу и любовь или наоборот, каждая четвертая колдует и ворожит, а каждая третья пишет стихи про Ворсклу и любовь.
По бесцветной одежде, по платку до бровей – старая, а по лицу, по глазам – не такая уж, и себе на уме.
Украинские ворожки знают своё дело.
