Премьер-министр Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Тереза Мэй объявила о том, что 7 июня уйдет в отставку с поста лидера Консервативной партии – что, разумеется, приведет к ее уходу с поста премьер-министра страны. При этом уход Мэй отнюдь не означает, что страна хотя бы на шаг продвинулась к пониманию того, как именно она собирается выходить из Европейского союза. Великобритания в буквальном смысле слова застряла в дверях интеграционного объединения – и ее политическая элита не в состоянии договориться между собой о процедуре выхода, а общество вообще не понимает, что происходит.
При этом я не стану возлагать всю вину именно на Мэй. Британский премьер – как и вся страна – стала заложницей политической безответственности своего предшественника Дэвида Кэмерона. Именно Кэмерон решил обратиться к британцам с вопросом, хотят ли они сохранения членства своей страны в ЕС.
При этом тогдашний премьер-министр преследовал сугубо прагматические цели. С помощью этой идеи он хотел остановить рост электоральных симпатий к популистам из Партии независимости Соединенного Королевства и не допустить прихода к власти лейбористов. И то, и другое у Кэмерона получилось. А вот референдум вышел боком. И британский премьер, по каким-то никому не ведомым причинам убежденный, что референдум завершится его успехом, немедленно ушел в отставку и оставил соратникам расхлебывать заваренную не ими кашу.
И эта история – горячий привет приверженцам "народовластия" в самой Украине – Президенту Владимиру Зеленскому и его окружению. Можно, конечно, устраивать референдумы в уверенности, что избиратель позволит себя использовать для удовлетворения твоих политических амбиций – но вот только нет никакой уверенности, что в странах даже с зачатками демократии настроения избирателей легко прогнозируемы.
В успехе референдума можно быть уверенным тогда, когда ты – Адольф Гитлер и референдум для тебя – всего лишь плебисцит для подтверждения твоих инициатив и в результате ты не сомневаешься. И референдумы можно без особых последствий для государственных институций проводить в такой стране, как Швейцария. И отнюдь не только потому, что в этой стране ответственное население, а для достижения результата по ключевым вопросам необходимо добиться не только общенационального, но и так называемого кантонального большинства. А еще и потому, что в Швейцарии – во многом благодаря идее референдумной демократии – нивелировано понятие политической конкуренции и ликвидирована оппозиция. Страной правят все политические партии, представленные в парламенте – они формируют правительство по формуле представительства. И результаты любого референдума ничего для политиков не значат: представительство остается неизменным как после его проведения, так и после очередных парламентских выборов, оно лишь учитывает результаты голосования в своих решениях.
А в Великобритании население не просто оказалось не готово отвечать за последствия своих решений, но и не очень понимало, как эти решения реально должны воплощаться в жизнь, вся тяжесть имплементации итогов референдума оказалась на плечах нового премьер-министра – кстати, отнюдь не сторонницы выхода страны из Европейского союза. Не сторонницы, но заложницы. Потому что Тереза Мэй, как и подобает ответственному политику, решила, что ее основная задача – это выполнить волю народа, столь ясно выраженную во время голосования.
Можно ли счесть это ее главной ошибкой? И может ли вообще ошибаться политик, если он хочет сделать то, к чему стремится большинство его соотечественников? Конечно, политик должен так и поступать. Но государственный деятель – ни в коем случае. Этим, собственно, государственный деятель и отличается от профессионального политика. Политик думает о выборах, государственный деятель – о будущем страны.
Прекрасные примеры из этой категории – то, как вели себя два великих европейца, Уинстон Черчилль и Шарль де Голль. Черчилль, став премьер-министром Соединенного Королевства, получил в наследство от своего предшественника страну, травмированную кошмаром Первой мировой и отчаянно стремившуюся избежать новой большой войны – вот почему с таким восторгом британцы восприняли возвращение Невилла Чемберлена из Мюнхена. Черчилль заставил Великобританию воевать вопреки ее общественным настроениям – и спас страну, а вместе с ней – и весь мир демократии.
Шарлю де Голлю пришлось спасать Францию дважды. В первый раз – когда он возглавил движение Сопротивления в ситуации, когда большинство его соотечественников были деморализованы поражением страны во Второй мировой войне и восприняли капитулянтскую политику маршала Анри Петена как спасение Франции. Де Голля не хотели поддерживать даже в колониях, где не было никаких немцев и которые они не могли захватить, его ставку презрительно называли "еврейским Генштабом" (потому что да, де Голля поддержали многие французские офицеры еврейского происхождения, которым просто не было места в армии Петена).
А в результате де Голль не просто спас честь Франции, но и смог причислить страну, проигравшую войну, к государствам-победителям. При этом он довольно быстро покинул французскую политику, потому что в мирной жизни был своим соотечественникам просто не нужен. И вернулся в эту политику он только тогда, когда Франция теряла одну колонию за другой и французские военные старались помешать потере Алжира и были настроены столь решительно, что захватили остров Корсика. Де Голль пришел к власти как человек, который сохранит Алжир для Франции – а стал человеком, который предоставил независимость Алжиру.
Главное, что должен уметь государственный деятель, – бросить вызов большинству тогда, когда мнение народа может привести к краху государства. Похоже, на протяжении всех месяцев пребывания на посту премьер-министра эта простая и ясная мысль даже не пришла в голову Терезе Мэй.
Старательный политик, она делала все возможное, чтобы воплотить в жизнь то, что нельзя воплотить. Нельзя выйти из Евросоюза так, как хочет среднестатистический британец – чтобы ему было хорошо, а всем остальным не имеет значения. Нельзя заставить парламентариев рискнуть карьерами, если ты сама не хочешь рисковать. Нельзя думать одновременно о судьбе страны и электоральных перспективах собственной партии. Можно только довести ситуацию до абсурда и уйти из политики со слезами и словами любви, чтобы никто не мог упрекнуть тебя в том, что ты не старалась.
Избрание президентом Украины Владимира Зеленского – это ведь тоже Brexit, только наш, отечественный. Это наш избиратель проголосовал за надежду, чтобы ему одновременно снижали тарифы, повышали зарплату и давали в долг. Чтобы Россия окончила войну, а мы ничем не поступились и чувствовали себя победителями. Чтобы человек без политического опыта, программы, команды и понимания ситуации совершил чудо.
Примерно такое же чудо, какого ожидали британцы от расставания с ЕС. И сейчас у Владимира Зеленского очень простой и ясный выбор между Черчиллем и Терезой Мэй. Он может понять, что инфантильные представления о будущем тех 73 процентов избирателей, которые за него проголосовали, дают ему возможность делать то, чего эти люди как раз не хотят больше всего на свете – проводить жесткие непопулярные реформы, поднимать тарифы, добиваться уплаты налогов, работать над усилением давления на Россию, изгонять из страны "русский мир", словом – строить настоящую, не "совковую" Украину, возможно, чужую и самому Зеленскому, и его окружению – но зато способную бороться и побеждать.
Понятно, что многие сторонники Зеленского его за все это возненавидят – но зато появятся те, кто готов будет его понять и защитить. И не обязательно из числа тех 25 процентов, кто проголосовал за оппонента бывшего шоумена, а и среди его собственного электората. И когда Зеленский оставит пост, он, по крайней мере, сможет остаться жить в Украине и даже продюссировать какое-нибудь смешное кино. А можно пойти дорогой Терезы Мэй, пытаться исполнить неисполнимое, угодить сразу всем, быть старательным учеником в олигархической школе и одновременно народным любимцем – и заслужить всеобщее презрение, добившись лишь одного – национального консенсуса по поводу своей отставки.
Я не знаю, каким путем пойдет Владимир Зеленский, по одной простой причине. Он пока что еще и не государственный деятель, и не политик. Он просто исполнитель одной из ролей – и я не уверен, что главной - в сериале про избрание случайного человека главой одной не очень благополучной и не очень мирной страны. И он играет, как умеет. Но выбор ему все равно придется сделать.
