Русская цивилизация в нынешнем варианте силы исчерпала. Посмотрите на строительство стадиона в Петербурге. Или зайдите в молочный отдел гастронома.
Когда в Москве сегодня спрашивают про Питер, то чуть ли не через раз — о том, что творится со стадионом на Крестовском острове.
Что, что… Стадион планировалось построить за 6,7 миллиарда рублей. Сейчас говорят о 39 миллиардах, и это, похоже, не предел. Сроки сорваны, старый подрядчик насмерть разругался со Смольным, и какой ценой все будет закончено к футбольному чемпионату — даже Богородица не знает. Как и то, будет ли в России чемпионат, потому что Россия разругалась со всем миром.
Кстати, если бы я верил в Бога, то дал бы стадионному ужасу простое объяснение: это месть Господня. Потому что нельзя ради строительства нового стадиона сносить архитектурный памятник — античный театр в жерле искусственной горы. Нельзя приглашать архитектором знаменитого Кисе Курокаву, заранее зная, что он будет использован как баран на заклание, таран на выбивание бюджета — а затем его выкинут, как выкинули со строительства Новой сцены Мариинки Доминика Перро. Нельзя было греть руки на распиле бюджета. Все это грех, и Господь наказывает грешников позором, а у нас вся страна во грехе, потому что те, кто не грешат, те не кричат, а молчат.
А вот атеист-экономист объяснит позор по-другому: когда затевали строить стадион, Россия еще не воевала с Украиной, и рубль был крепок, и нефть дорога, и санкции не вводились, и турецкие рабочие исправно создавали России величие, застывшее в камне. А потом — «как все переменилось», как поется в опере «Пиковая дама».
Я же объясняю стадионные и шум, и вой, и позор совсем просто: российская цивилизация в ее сегодняшнем варианте дошла до предела возможностей. Стадион — он за этим пределом, и нынешняя госчиновничья Русь этого потянуть не может, не надрываясь. Потому что стадион на 67 тысяч мест с раздвижной крышей, архитектурно (без Курокавы) напоминающий мечеть со склоненными минаретами, — это сложнейшее инженерно-строительное сооружение, которое и самым передовым странам непросто возвести.
А мы не передовые, мы вылетели из высшей лиги мирового прогресса еще при позднем Брежневе, а из второго состава рискуем вылететь сейчас. У нас в стране зарплата вдвое ниже, чем в Китае. МРОТ — меньше, чем в Камбодже. В Дании, чтобы купить биг-мак, нужно работать 16 минут, в Америке — 41, в Китае — 56, а у нас — 3 часа 11 минут. Не самое дно (в Турции — почти 4 часа), но хуже, чем в Бразилии. Нам сегодня дай бог на еду заработать, а не на стадион. Тем более, что с едой после контрсанкций стало почти как при Брежневе: молоко невозможно пить, адово подорожавший сыр невозможно есть, как и колбасу, а лосось теперь лишь по праздникам. При Брежневе я возил из Москвы маме в Иваново сыр и колбасу, при Путине вожу из Финляндии сыр и йогурт. И урчу за завтраком, как кот, — от обыденного финского счастья, которое у нас невозможно.
Почему? Потому что главный продукт, который сегодня наша цивилизация производит, — это собственное величие для внутреннего пользования, и все силы уходят на то, чтобы щеки надувать по причине особой духовности. Очень напоминает СССР, только тогда Политбюро о нынешних дворцах и не мечтало. Но цивилизационные пределы, в принципе, схожи. Советская мечта была о зарплате в 250 рублей, плюс шабашке-халтурке, плюс огородике на шести сотках да «Жигулях». Сейчас мечта — о зарплате в 60 тысяч рублей, плюс левый доход, плюс иномарка, плюс дача с непременной салатной грядкой, потому что салат теперь в магазине не купить. Все салатные разносолы, от «айсберга» до латука и от ромено до корна, обменяли на Крым. Нынешняя русская цивилизация, в отличие от финской или французской, не в состоянии их произвести. А не верите — так зайдите, повторяю, в ближайший продмаг, сейчас ведь август и салатный сезон.
Пока были высоки нефтяные цены, на пролившийся золотой дождь мы могли ввозить турецких рабочих или норвежскую семгу, строить небоскребы Москва-сити, жарить на даче форель — и считать, что мы всех круче. А когда дождь иссяк, старуха осталась у разбитого, по типу наших дорог, корыта.
И пусть экономист или социальный психолог объясняет пределы падением престижа частного бизнеса, централизацией и налоговым бременем, отсутствием господдержки или чем другим, для меня все просто: вот здесь черта русских возможностей. За ней остаются чоризо, бри, горгонзола (простая, крестьянская еда), хлеб с хрустящей корочкой, колбаса без вкуса крахмала, стадионы, хайвеи, передовая медицина и конкурентное образование.
Сегодняшнее наше телевидение произвести программу уровня «Намедни» не может. Потому что сценаристов, какие были у Парфенова, нет, и корреспондентов нет, и операторов — ни за какие деньги ни на одном канале такое не могут сделать. И при Брежневе не могли. Смогли, когда не стало Брежнева.
Цивилизация, построенная на централизации, на убийстве несанкционированной инициативы, работающая с утра до вечера на благополучие и безопасность одного-единственного человека (который, похоже, все равно не больно счастлив), не обязательно рухнет. Жизнь во втором эшелоне стран — тоже жизнь, а на худой конец есть и третий эшелон, и там свои мелкие радости. Но, повторяю, цивилизация второго порядка не может без надрыва создавать вещи первого порядка. Она не может придумать скачущих в дополненной реальности покемонов, потому что потенциальные творцы покемонов, типа Павла Дурова или Давида Яна, в России больше не живут. Не может заасфальтировать даже главные улицы в своих городах: по ним промяты колеи, как будто давили тракторами. Не может создать марку одежды, которую будет знать весь мир. Не может создать смартфон, а также электрический или беспилотный автомобиль.
По самой простой причине: цивилизации создавать все это вообще не умеют. Создавать покемонов, системы GPS, электромобили, ховерборды, сыр и салат ста сортов, ракеты-носители многоразового применения и университеты уровня Ivy League могут только люди. Объединяющиеся для совместного дела. А цивилизация может либо этот бешеный индивидуализм поощрять, либо закручивать до предела, позволяя творить что угодно только одному человеку да кучке действующих от его имени приближенных. А все остальное, что не нравится этой могучей кучке, включая постановку Вагнера в Новосибирске, — уничтожать, прессовать, давить и запрещать.
Поэтому не спрашивайте, почему у нас почти все, что выходит за пределы частного, ближнего круга, идет не туда и не так.
Это цивилизация наткнулась на свой предел и ходит по кругу.
Дмитрий Губин
