Илья Мильштейн: Трепотня над бездной

Илья Мильштейн: Трепотня над бездной

На русский с пресс-секретарского эту фразу можно перевести так: «Не ваше собачье дело». Хотя важен, конечно, и язык оригинала, то есть самого Дмитрия Пескова, который дословно сказал следующее: «Российская Федерация вольна изменять конфигурацию вооруженных сил на своей территории в соответствии с тем, насколько это считается целесообразным». Таким образом он ответил на вопрос, связанный с появлением в начале июля трех мотострелковых дивизий Минобороны РФ возле границ Украины. В ответе сквозило раздражение.

Объяснять это можно по-разному.

Например, длящимся разгромным поражением в пропагандистской войне, одним из эпизодов которой стала встреча Светланы Агеевой со своим сыном. Имею в виду саму картинку, а не комменты в сети, где так называемые российские телезрители и украинские блогеры соревнуются в бесчеловечности. Но это зло неизбежное, это теперь надолго, если не навсегда — тотальная вражда в отношениях между братскими народами, и надо лишь помнить, вынося оценочные суждения, кто на кого напал. Что же касается политических последствий визита алтайской учительницы в Старобельск, то они очевидны. Руководство страны, подвергшейся агрессии, проявило великодушие и позволило маме увидеться с пленным ефрейтором, от которого отреклись его армия и его страна.

Кроме того, вчера прошел телефонный саммит лидеров «нормандской четверки», который, судя даже по скупым комментариям его участников, завершился полнейшим провалом. Путин упорствовал в своем давнем желании провести некие «выборы» там, где того гляди зародится Малороссия. Порошенко извещал участников диалога о том, что «последние дни июля стали одними из самых кровавых» в нынешнем году, и настаивал на введении в регион миротворцев ООН. С чем, понятное дело, не соглашался его российский коллега. Итоги подвел Макрон, который у себя в микроблоге написал, что собеседники вели «прямой диалог», в ходе которого «динамично» подтверждали готовность к дальнейшим дискуссиям, и это означало, что выражений не выбирали. А динамизма двухчасовым спорам как раз и добавляло выдвижение российских дивизий к рубежам соседнего государства. Незадолго до переговоров в качестве эффективной шантажной технологии.

Наконец, передислокацию больших воинских подразделений поближе к Донбассу можно было оценивать и как подготовку к интервенции на фоне разгромного поражения в пропагандистской войне, сурковского «хайпа» с Малороссией и заранее обреченного на провал телефонного саммита. Все эти неудачи, усугубленные грядущими американскими санкциями и крымскими косяками с «Сименсом», как бы вынуждали Владимира Владимировича опять всех переиграть. Оттого, вероятно, Дмитрий Сергеевич и высказывался в том духе, что, мол, пошли все прочь, как бы раздражаясь и уже закипая.

Какая из версий правильная — гадать бесполезно. Годится любая — и по отдельности, и в совокупности. Любое толкование пресс-секретарских речей звучит убедительно. Поскольку едва ли что-нибудь окончательно решено, а рамки российской гибридной внешней политики широки, и некому пока сузить. Решения задаются обстоятельствами, сиюминутными тактическими озарениями национального лидера и его представлениями о том, как следует реагировать на те или иные действия уважаемых партнеров. Решения эти, как правило, иррациональны, но опыт подсказывает ему, что ко всякой немыслимой вроде акции человечество быстро привыкает и вскоре всерьез обсуждает с ним пути выхода из кризиса.

Позавчера ведь еще казалось, что грезы о возвращении Крыма — это удел наших маргинальных гастролеров, а также столичного мэра, впоследствии не оправдавшего доверия, а вот уже и мир свыкся с тем, что полуостров совсем не похож на бутерброд. Вчера еще ни о какой Сирии никто вроде в России не помышлял, а вот уже Путин с Трампом договариваются о прекращении огня где-то в Кунейтре, и это единственная типа хорошая новость из Гамбурга. Сегодня даже думать не хочется о том, почему Россия, которая, как всем известно, не является стороной конфликта на Украине, сосредоточивает рядом с границей мотострелковые дивизии. Но приходится.

Ибо не за горами выборы 2018 года. Над образом будущего для президентской программы бьются, расшибая лбы, умнейшие царедворцы и простолюдины-политтехнологи, сам государь занят вербовкой племени младого, и опыт опять-таки наверняка подсказывает ему, что не обойтись без сильных средств. Без войнушки или, на худой конец, имитации решимости к маленькой и победоносной. Говорил же он когда-то, что ежели приспичит, то возьмет Киев за две недели. Может захотеть. Неясно только, возьмет ли.

Дело в том, что мир не только притерпелся к парадоксальным ходам российского президента, но и понемногу уразумел, что переговариваться с ним бессмысленно. То есть встречаться и вообще поддерживать диалог нужно, куда денешься, однако лишь потому, что пустой враждебный треп лучше лобовых столкновений. Смертельную опасность путинской России, кажется, начинает понимать даже Трамп, который смутно догадывается о том, кто сеет хаос в Америке, подводит его под монастырь и под импичмент, и для чего.

Проблема обретает глобальность, и разные географические названия — Крым, Донбасс, Сирия, и скопления войск возле границы, и локальные семейные трагедии, и энергичные отповеди пресс-секретаря — все сливается в единое целое. Все как-то сходится, одно к одному, год за годом, и мир осознает, что никогда еще так близко не подходил к пропасти, куда влечет его маленький человек, правящий большой страной. Оттащить от бездны и себя, и Россию — задача для человечества трудная, но, хочется верить, выполнимая. «Это не ваше дело», — говорит пресс-секретарь. Это наше дело.