Дважды в месяц филолог Ксения Туркова делает для «Сноба» обзор новых слов и характерных понятий, появившихся в русском языке в связи с последними событиями в стране и мире
«Дави его!»
Минувшая неделя закрыла большую главу в словаре последнего пятилетия. Неологизм-сращение «ихтамнет», появившийся на фоне российско-украинского конфликта, перешел в новое измерение. Сконструированное из трех разных частей речи существительное давно стало обозначением военного присутствия России в разных странах, «кратким содержанием» официальной позиции, которая всегда заключалась в полном или частичном отрицании: российских военных «нет» на территории Донбасса, «нет» в Сирии, «нет» в Центральноафриканской Республике.
Многочисленные доказательства этого присутствия сделали это слово склоняемым: военных, которых обнаруживали в зоне того или иного конфликта, называли «ихтамнеты». Слово вышло за пределы русского языка: на одном из украинских каналов появился документальный сериал под названием «Ихтамнеты» — интервью и портреты россиян, которые приехали воевать «за Донбасс». Сращение ihtamnet попало в английский язык, а в соцсетях появился соответствующий хештег.
Однако события в Керченском проливе, по сути, впервые за все годы конфликта обнулили статус «ихтамнет».
В противостояние абсолютно открыто вступили настоящие российские военные, а не «заблудившиеся отпускники», на настоящих военных судах, а не тех, которые «купили в Военторге».
Стремительность этого броска от многолетнего отрицания к неприкрытой агрессии подчеркнуло видео, которое попало в интернет. На видеокадрах слышно, как российские моряки, направляя корабль на украинский буксир, кричат: «Дави его, прижимай!» и обильно сдабривают приказы ненормативной лексикой.
Изменилась и телевизионная риторика, судя по всему, окончательно переродившись в вопль. Телеведущий Владимир Соловьев в эфире называл украинского гостя «гаденышем» и «бандеровской нечистью» и кричал: «Мы вас душили и будем душить!»
Этот срыв в бешенство, перерождение в вопль знаменуют собой важный этап перехода от отрицаний и эвфемизмов к открытой агрессии. Кажется, что наружу наконец вырвалось, выплеснулось то, что до этого вслух не произносили.
Теперь уже не «мы вас спасем», а «дави его». Вербализовались намерения: душить и давить.
В этот же ряд, кстати, вписывается и высказывание Владимира Путина о том, что украинская власть ест младенцев на завтрак. «Нынешней киевской власти все сходит с рук, наверное, если они захотят младенцев на завтрак — им подадут», — сказал он.
Интересно это высказывание тем, что до этого момента рассказывать о младенцах на завтрак, распятых мальчиках и кровожадных бандеровцев было исключительно прерогативой телевидения — представители власти таких историй никогда не рассказывали. Путин как будто произнес реплику какого-нибудь гостя одного из телевизионных ток-шоу. И это тоже перерождение риторики, открытое присоединение к безумию телевизора.
«Имя врага»
В Калининграде же вербальная агрессия перешла в физическую: вандалы облили краской памятник Иммануилу Канту, а вокруг разбросали листовки с обращением к студентам и словами о том, что они учатся «в стенах, носящих имя врага». «Откреститесь православным крестом от этого вражьего имени, от немца, народ которого принес нам так много бед», — призывали авторы текста.
Слово «враг» в последние годы стало в России одним из смыслообразующих: власть находится в постоянном поиске врагов — внутренних и внешних. При этом врагом может быть признан кто угодно, потому что в ситуации постоянного поиска врагов представление о своих и чужих размывается.
Формула «иностранный = чужой» не работает: «чужие» могут охотно присваиваться и приписываться русскому контексту.
«Персонажи зарубежных мультфильмов на утреннике в детском саду недопустимы!» — пишет администрация некоего детсада и поясняет: надо наряжаться в наших, отечественных, например в Чиполлино, Буратино или мушкетеров.
В ситуации, когда опасным врагом Отечества может быть объявлен давно умерший философ, неизбежно актуализируется и слово «война» — в самом широком смысле.
Не случайно в одной из школ детям дали задание написать «письмо отцу на фронт», то есть представить себя в ситуации войны, когда родители сражаются с врагом за Родину. Творческое задание выполнил в том числе поэт Сергей Плотов, указав на настоящие войны, о которых открыто не говорят:
То сказал бы: «Шавки похороны чуют».
Как там в Сирии, папашка? Или где ты?
Не упомнить, где отцы сейчас воюют.
Не упомнить, где меняем мы границы
И какое мы обстреливаем море.
Если выпало в империи родиться,
За нее и умирать придётся вскоре.
В список слов года по версии Оксфордского словаря вошло существительное «кейкизм». Его значение — вера в то, что можно и съесть пирог, и оставить его целым.
В русском языке есть масса аналогов этому неологизму, но все они представляют собой не слова, а выражения, в том числе не совсем приличные — например, о рыбке, которую хочется съесть. Более пригодные для публичного воспроизведения варианты звучат как «И конфетку съесть, и не обляпаться» и «И на елку влезть, и задницу не уколоть».
Кейкизм — это и про рыбку, и про елку, и про конфету. Все в одном слове. Экономия!
Впрочем, обычно «кейкизм» все-таки обозначает что-то невозможное, взаимоисключающее. Но то, что кажется невозможным составителям Оксфордского словаря, легко реализуется в российских реалиях.
Говорить о мире, но готовить всех к войне.
Вести вербальную войну против западной страны, но при этом покупать в ней недвижимость и получать подданство или гражданство.
