Предложение, внесенное депутатом «Единой России», о десятикратном увеличении штрафов за неявку в военкомат, причем без повестки, чем-то напоминает налог на самозанятых — и в том, и в другом случае гражданин должен сам сдаться властям и разоружиться перед правящей партией. Предполагается, что гражданин все время что-то должен государству. В ответ на что государство берет его деньги и строит на них ракеты Рогозина, улучшает состояние нефтяных скважин «Роснефти» и иной раз тратит их непонятно на что в рамках секретных статей бюджета.
Есть некоторые сомнения в том, что государство в состоянии администрировать свои столь многочисленные начинания. Но здесь важнее не это, а сам факт неукротимого стремления наших законодателей всякий раз превратить закон в масло масляное. «Законы Клишаса», карающие за фейк-ньюс и критику власти, например, просто избыточны — за все эти проступки можно привлечь в соответствии с действующим законодательством. Рестриктивные и репрессивные нормы ставятся одна на другую, дополняются, расширяются, дублируются, ужесточаются, применяются избирательно и дают широкие возможности для усмотрения следователя и судьи. Надзирать и наказывать, следить и контролировать, а потом расходовать две трети рабочего времени на отчетность и подтягивание ее о контрольных цифр — это мания последних лет. Один из самых популярных документов, заказываемых в МФЦ — справка об отсутствии судимости. Лидируют, наверное, преподаватели государственных вузов, за их чистотой теперь следят с удвоенной энергией.
Усилить санкции, уточнить норму до полного ее несоответствия Конституции, показать свои лояльность и рвение начальству — все это мотивирует депутатский и сенатский корпус к тому, чтобы криминализировать некриминалируемое, мобилизовать правоохранительную систему совсем не там, где она должна использоваться на полную проектную мощность. Иногда кажется, что у наших субъектов законодательной инициативы есть специальные KPI — чем абсурднее и рестриктивнее придуманные закон или санкция, тем больше шансов на моральное поощрение высшего руководства.
Депутат, инициировавший удесятерение штрафов за нарушения в области воинского учета, утверждает, что малый размер платы за неявку «не способствует формированию законопослушного гражданина».
Но усиление санкций в административном и уголовном праве как раз способствует резкому убыванию этой самой законопослушности. Потому что законопослушность должна быть осознанной, а не вынужденной.
Это как и в случае с налогами: чрезмерное увеличение бремени или усложнение регулирования способствуют уходу в тень.
К тому же это в принципе XIX век — подготовка ко вчерашней войне с армией рекрутов. Куда государству столько призывников? Современная война профессионализируется. Там, где проводятся реальные военные операции, призывникам не место — мало было Афганистана и Чечни? Телевизор до такой степени запугал население широкой распродажей угроз оптом и в розницу, что вооруженные силы занимают первое место в списке доверия к институтам, опережая институт президента. Вера в то, что армия в состоянии защитить страну, достигла 88% («Левада-центр», декабрь 2018).
Для тех, кто действительно хочет служить, год в армии — и спорт, и туризм, и профориентация. Остальным такой спорт не нужен. Армия становится популярна как работодатель — стабильная зарплата, льготы, ясная карьерная траектория. Ну нет такой сверхъестественной проблемы с количественной стороной призыва. К тому же в те вооруженные силы, которые вроде бы пытаются сегодня строить, логичнее отбирать, а не забирать.
Кстати, о рынке труда. С ним, причем как с квалифицированной, так и не со слишком квалифицированной рабочей силой, есть некоторые проблемы. Он отнюдь не перенасыщен, трудоспособное население убывает и не компенсируется даже иностранной рабочей силой. При нынешней декларируемой заботе об образованной молодежи ковровая гибридная война призывной армии с юношами — это и есть размывание ресурса рынка труда.
Очень сомнительна с этой точки зрения и новая реформа военных кафедр, превращаемых в военно-учебные центры. Одна из опций предполагает, что студенты государственных вузов поступают в такой центр с обязательством потом заключить контракт с армией и служить. Но получается, что в этом случае они совершенно зря осваивают те специальности, которым их обучают в вузе. Год, два, три потерянного в армии времени по контракту — и что будет с квалификацией выпускника? Или цель в том, чтобы получить дополнительное пушечное мясо, но с высшим образованием? Такой мобилизационной модели даже в позднем СССР не было.
Есть и вишенка на торте: если отказываешься служить по контракту — верни государству потраченные на обучение деньги. А это, наоборот, как в СССР, откуда отпускали в эмиграцию в обмен на деньги, возвращенные за высшее образование. Так, может быть, это новая форма не очень скрытого дополнительного налогообложения? Однако качество учебного процесса в такого рода военно-учебных заведениях для студентов государственных вузов было и есть, скажем деликатно, сильно неровное. За что деньги-то возвращать? За тайное знание сборки-разборки автомата Калашникова?
В результате, как висела армия дамокловым мечом над молодым специалистом, так и будет висеть. Здесь надо определиться: либо мы насыщаем рынок труда дееспособными кадрами, считаем приоритетом рост производительности и инноваций, либо тотально милитаризируем молодое мужское население. Это две несоединимые задачи.
Общество и государство, построенные на принципе перманентной мобилизации, дополненной усиленными рестриктивными мерами, — это точно прошлый век. И это вчерашняя война во всех смыслах — прежде всего, война сурово насупившего брови государства и урбанизированного современного общества, которое не хочет служить из-под палки, а предпочитает выбирать между службой не по принуждению и любыми другими способами существования.
Вызывать всех по повестке не получится. И уже тем более — без нее.
Андрей Колесников
