Мы жили в Офисе, перед входом у нас часто митингующие расписывали стену, она была вся разноцветная от множества всяких надписей. Это было очень некрасиво.
Однажды я рано пришел в Офис и заметил, что стена была не чистой, а расписанной. Когда же я возвращался около полудня домой, стена все равно была расписанной, хотя вокруг стояла полиция. Я стал наблюдать.
К вечеру надписи стали стирать. Тогда я пошел, отыскал, Подоляка и Арестовича, и они провели исследование гранита на входе, и оказалось, что, мать твою, Джонни, там сидела чёрта краска нанесенная протестующими! Эти сукины сыны научились впитывать краску прямо в гранит!
Я позвал ребят из хозяйственного департамента и мы начали составлять смету по уборке этих надписей, и мне даже прикупили куртку, Джонни, она была такая же как у Степанова, а не какая-то реплика!
У нас повредили несколько помещений и отдельных кабинетов, и кое-где даже было возгорание.
– Ребята, передайте моему брату… – начал Андрей Ермак, стоя в клубах дыма, освещенный разрывами салютов.
– Ты сам ему всё передашь, чёртов камикадзе!
И тогда мы вызвали наших ребят, наших славных соколов из ДУСи, которые завысили смету в десять раз, а потом и двадцать раз. Ты бы видел это, парень!
Когда я приходил там была просто краска, двери то надо было менять, то нет. А теперь там ремонт помещений и кабинетов, замена окон и дверей, да еще на разных этажах, и следы возгораний, и 10 клининговых компаний, которые будут мыть все это, чистить и драить, и пилить, пилить, пилить, поглотив своим распилом все надписи и всех активистов.
Я люблю запах растворителя поутру. Весь Офис был им пропитан. Это был запах… распила!
