- И на что ты им сдалась? Выкинут, да и все! – Галина Афанасьевна легонько пнула Мурку, прогоняя ее из комнаты. – Иди отсюда! Ишь, избаловала тебя Катя! Все ласкала да нежила. Оно и понятно – детей-то нет! А то стала бы она с тобой возиться!
Кошка обиженно мяукнула, настороженно глядя на эту странную женщину в темной повязке, которая вдруг принялась распоряжаться в доме.
- И нечего на меня так смотреть! Искала бы лучше, куда тебе деться, пока Катин племянник не приехал. Он мужчина серьезный. Будет он с тобой нянчится, как же!
Пушистый хвост дернулся раз, другой, и кошка вдруг издала низкий, почти утробный вой, когда дверь в большую комнату, куда ее не пускали со вчерашнего дня, открылась на мгновение. Странный человек в черной длинной одежде прошел было мимо, но остановился, глядя на нее.
- Это и есть Мурка?
- Да, батюшка. Она самая.
- Надо же. Такая маленькая… И такая большая…
Человек шагнул ближе, и Мурка попятилась, забиваясь в угол, зашипела.
- Что ты, что ты, милая?! Я не обижу!
Пахло от человека странно и Мурке стало почему-то тоскливо и грустно. Она забормотала что-то на своем кошачьем, предупреждая, выпустила когти, но человек уже отступил, понимая, что ей сейчас не до него.
- Животное, а так тоскует…
- Да голодная она просто, и людей боится. Катя говорила, что прячется, как кого увидит. Другая бы ластилась сейчас ко всякому, чтобы найти новый дом. А эта, вишь, какая гордая!
- Не гордость это.
Человек в черном вздохнул и покачал головой.
- Плохо ей.
- С чего бы? У Кати она жила всего ничего. Года два или три. Так чего ей печалиться о хозяйке-то? Вот приедет Денис и пойдет она на все четыре стороны. Новый дом искать. Сразу тоска вся эту куда денется. Только в поселке ее вряд ли кто к себе возьмет.
- Почему?
- Балованная больно. Катя ее приучила из своей тарелки есть. Что себе – то и кошке. А это разве дело? Животное же. Ее удел – мышей да крыс изводить, а иначе какая же от нее польза?
- А вы не знаете?
- Нет… - Галина удивленно посмотрела на священника.
- А ведь Мурка особенная.
- Это чем же?
- Странно, что подруга вам ничего не рассказывала. Вы же вроде близко общались?
- Ближе Кати у меня человека-то не было! – Галина вздохнула, и мокрый уже конец головной кружевной повязки снова прошелся по щекам. Платок носовой она забыла дома и теперь то и дело вытирала слезы жестким кружевом. – Почитай, полвека вместе! Она помоложе меня была, а ушла вот раньше почему-то.
- На все воля Божья.
- Знаю я. И про время, отмеренное каждому, тоже знаю. Только все равно несправедливо это. Вы уж меня простите, батюшка, но я скажу. Странно, что Господь хороших людей прибирает раньше, чем плохих. Живет такой вот непуть, небо коптит. И никому от него ни радости, ни пользы. А такие, как Катя, уходят… Ей бы жить и жить еще! Ведь только-только все наладилось. А оно вон как… Ей бы порадоваться еще, посмотреть на внучат… Она же младшенькую так и не увидела… Только ведь с утра здоровехонька ко мне прибегала за молоком и творогом! Мурку побаловать и ватрушек напечь. Гостинцы готовила. В город собиралась. Просила за кошкой присмотреть. Я ж и подумала, что уехала она. А вечером пришла Мурку кормить, а Катя уж… Ох, как тяжело это все… - Галина покачала головой. – Не должен человек один оставаться! Уехала бы к Денису, как он просил, и пожила бы подольше! А тут она совсем одна была. Затосковала – вот и результат!
- А я от нее другое слышал.
- Что же?
- Не было тоски. Радость была. И планов – море. Теплицу новую собиралась ставить. Малину сажать. Внучку старшую хотела на лето забрать. И очень хвалила свою Мурку.
- А эту-то за что? – Галина удивленно посмотрела на забившуюся в угол кошку.
Мурка сидела, поджав под себя лапы, и не сводила глаз с отца Николая.
Этого человека она уже увидела и не раз.
Хозяйка нет-нет, да и приглашала то его одного, а то и со всем шумным семейством, в котором было пятеро детей мал мала меньше, в гости. Детвора, принадлежащая отцу Николаю, сильно отличалась от поселковых ребятишек. Те могли прогнать или даже ударить. А от этих Мурка не видела ничего, кроме ласки. Теплые ладошки проходили по ее бокам осторожно, бережно, и нежный голос невысокой, чуть полноватой жены отца Николая, вторил этим несмелым движениям:
- Аккуратно! Не обижайте Мурочку! Она живая…
Отец Николай подвинул себе стул и сел.
- Екатерина Сергеевна рассказывала, что Мурка ее заново жить научила.
- Это как же? – Галина Афанасьевна удивленно подняла брови.
- Очень просто. А вот послушайте, я расскажу.
Историю свою Мурка знала и без рассказов.
Она была очень простая кошка. Правда, «счастливая». Едва родившись на свет, она чудом избежала ведра с водой, где нашли свой конец ее братья и сестры. Муркина мама, пушистая своенравная кошка Анфиса, лучшая крысоловка в поселке, считать не умела. Родив котят, она утащила их из темного закута под крылечком к хозяйке, чтобы показать. А Мурку попросту забыла. Когда хозяева выпустили ее из кухни, где заперли, пока разбирались с Анфисиным потомством, кошка заметалась по двору, зовя детей и только Муркин тихий плач под крыльцом стал ей ответом.
Последнюю свою дочку Анфиса берегла так, что даже суровый хозяин, которому в доме не решался перечить никто, включая его жену, оставил сердито шипящую кошку в покое, потирая расцарапанную до крови руку.
- Пусть! Не трогать их!
Анфиса, больше не доверяя людям, Мурку из-под крыльца выпускать не торопилась. Та, подрастая, сама стала выбираться из теплого угла по ночам, как только мать отправлялась на охоту. Каждый раз уходя все дальше и дальше от узкой щели, через которую хозяин не мог протиснуть руку, Мурка начинала понимать, что мир очень большой. В нем есть много странного и опасного. Но стоит закричать погромче, испугавшись чего-то и мамины острые зубы схватят за шкирку, и останется только поджать лапы, терпеливо ожидая, когда тебя притащат туда, куда следует, и шершавый язык пройдется по бокам, успокаивая.
Время шло, и Анфиса сама стала выводить дочь по ночам, обучая ее всем премудростям охоты. Мурка была послушной и способной ученицей. И как только чуть подросла, хозяин, отбирая как-то утром у Мурки крупную крысу, которая была раза в полтора больше, чем охотница, одобрительно кивнул:
- Хорошая кошка получилась. Надо пристраивать.
Новый хозяин для Мурки нашелся быстро. Как-то утром ее подхватила у крыльца большая мозолистая ладонь, и Мурка забилась, пытаясь вырваться и отчаянно зовя мать, но Анфиса не отозвалась. Ее снова заперли.
Какой-то человек, так похожий на хозяина, покрутил Мурку так и эдак пару минут, а потом одобрительно прогудел:
- Пойдет!
А дальше Мурка помнила все как в тумане. Как было страшно ей, когда понесли куда-то, завернув в старый шарф, чтобы не царапалась. Как привезли в большой дом, где людей было столько, что она тут же запуталась кого нужно бояться, а кого – нет. Как швырнули ее в подвал, чтобы проверить, сможет ли она оправдать заплаченное за себя.
С крысой, которая хозяйничала в подвале, Мурка справилась. А потом еще с двумя в сарае. Она отрабатывала свою жизнь честь по чести до тех пор, пока соседская собака не выбила прогнившие доски в заборе и не поймала ее, оставив в покое только тогда, когда решила, что Мурка уже не жилец.
Новый хозяин, который был соседом Екатерины Сергеевны, поднял истерзанную кошку, брезгливо ткнул пальцем в раненный бок пару раз, да и отнес на задний двор, туда, где складывал мусор.
- Жаль. Хорошая была кошка.
Но Мурка на тот свет не торопилась. Отлежавшись, она за ночь умудрилась доползти до Катиного крыльца и уже там окончательно лишилась сил. Она лежала тихо и уже совсем было решила не сопротивляться той теплой темноте, что трогала ее мягкой лапой всю эту ночь снова и снова, но тут на крыльцо вышла Катерина.
- Это еще что такое?!
Грязный комок даже не шелохнулся в ответ.
- Кто же тебя так… - Катерина присела на корточки и тронула Мурку, а потом ахнула. – Да ты живой!
А дальше стало тихо и тепло. Боль еще владела ею, не давая покоя, но Мурка чувствовала, что темноте до ее шкирки уже не дотянуться.
Женщина, что подобрала ее, была странной. Она почему-то много говорила, и то плакала, обрабатывая Муркины раны, то смеялась, когда та пыталась подняться на непослушные лапы и почти рычала от усилий и боли.
- Куда ты, торопыга? Полежи еще! Рано тебе вставать!
В этом доме не было людей, кроме новой хозяйки. Мурке это очень нравилось. Ей не мешали наблюдать за новой хозяйкой и скоро она поняла, что у той не все ладно.
- Что ты так смотришь на меня, Мурочка? Можно я буду так тебя называть? У моей мамочки была кошка Мурка. Умница редкая! И мышей ловила, и дом охраняла не хуже любой собаки. Хочешь, чтобы я тебя так называла? Вот и умница!
Теплые ласковые пальцы легонько касались Муркиного носа.
- Знала бы ты, как вовремя появилась! Плохо мне, Мурочка! Я ведь теперь одна… Муж мой ушел… Бросил меня! Хоть и обещал, что мы будем до конца жизни вместе… Только вот не нужна я ему стала… Старая… Так и сказал. А еще сказал, что всю жизнь ему испортила тем, что детей не подарила, а племянника, которого мы на воспитание взяли совсем маленьким, вырастила не таким как надо. А как надо? Вот ты мне скажи, Мурочка? Я Дениса любила как собственного сына. А муж ему запретил меня матерью называть… Говорил, что родная есть и нечего парню голову морочить. А где она, та родная? Ни слуху, ни духу уж сколько лет... И разве моя вина, что Денис ко мне тянулся, а дядьку своего, отца названого, боялся как огня? Тот же считал, что мальчику ласка не нужна. Мужика вырастить пытался. Все с тычка да с затрещиной. Так, мол, и надо! А Денис ласковым всегда был, добрым. Животных жалел. Принесет какого-нибудь щенка или котенка, выходит потихоньку от отца и просит оставить. Но тот суровый был. Ни разу не позволил. Говорил, что нечего дома грязь разводить. Ты бы Денису моему понравилась! Он очень кошек любит. Вот приедет скоро и поглядит на тебя. Муж-то запрещал нам встречаться. Как поссорились они лет пять назад, так мы с Денисом виделись редко совсем, да и то урывками, когда я в город одна ездила. Почему поссорились, даже и не спрашивай! Я не такая, Денис не такой… Одно хорошо! Теперь нам никто не указ! И я могу к внучке ездить тогда, когда сама захочу, а не когда разрешение дали… Сама виновата, конечно, все мужу мягко стелить пыталась. Да только как иначе-то, Мурочка, если так меня учили. Муж – глава семьи. Его слушаться надо, угождать во всем. Вот я и слушалась. Да только мамочка моя, Царствие ей Небесное, с папой моим жила, который ее всю жизнь на руках носил, а мне такого счастья не досталось. Пенять-то не на кого. Сама выбирала свою долю. Любила... А только все равно обидно, что столько лет впустую потратила. От этого и сердце ноет, и на душе томно да душно. Ходила по дому кругами ночи напролет, пока ты не появилась, и плакала. А легче не становилось. Раньше, бывало, в молодости, проревешься как следует, глядишь, и полегчало. А теперь… То ли душа каменеет, то ли еще что… Не знаю. А только тебя увидела и поняла, что не так уж и плохо все у меня. Ты вот за все время меня ни разу не укусила и не поцарапала, хоть и знаю, что больно тебе. А ты терпишь да руки мне лижешь, когда я тебе бока обрабатываю. Может так и надо? Не роптать, коря за то, что не случилось, а благодарить за то, что есть? Жива, здорова почти, сын есть, внучка… Чего еще желать? О чем печалиться? Впору благодарить небо-то. Так, Мурочка?
Мурка в ответ молчала. Странная женщина с тихим голосом ей нравилась. Она была чем-то похожа на Анфису, Муркину мать. Такая же ласковая и теплая. Проведет ладонью по израненному боку и почему-то легче становится. И сама не понимает, что не Мурка ее лечит от печали, а вовсе даже и наоборот.
К прежнему хозяину Мурка не вернулась. Когда зажили разодранные бока и уродливые шрамы чуть затянулись редкой еще шерстью, она вышла во двор, уселась на залитом осенним солнцем крыльце, и принялась умываться. Знакомый голос заставил ее вздыбить шерсть на загривке.
- Надо же! Живая! Иди сюда!
Новая хозяйка, которая стояла рядом с тем, кого Мурка не хотела больше знать, встретилась взглядом с кошкой и кивнула:
- Иваныч, продай ее мне!
- Это как же?
- А вот так! Сколько хочешь за эту кошку? Она сама ко мне пришла. Вот пусть у меня и остается. А чтобы обид промеж нами не было – я ее куплю. Что скажешь?
Так Мурка осталась у Катерины.
Они жили тихо, без особых печалей и радостей, не считая тех дней, когда в доме вдруг начинала звучать уже знакомая Муркепесня, и Катерина принималась творить тесто.
- Мои приедут! Готовиться надо, Мурочка!
Эти дни Мурка любила особенно. Она устраивалась в углу кухни, где стоял старый диванчик, и наблюдала за тем, как Катерина готовит. В ее движениях, скупых, точно выверенных, была какая-то сила, наполняющая дом покоем. И Мурка ласкалась к нему, как к теплым ладоням Катерины, тихо мурча и вторя той, что напевала снова и снова про тонкую рябину.
Темнота пришла тогда, когда Мурка ее совсем не ждала. В ожидании очередной своей радости, Катерина, которая только что месила тесто, вдруг охнула тихонько, осела на табурет, прижав руку к груди. Белый платок, которым она всегда повязывала голову на кухне, сполз на плечи, и Мурка вскочила, пытаясь прогнать незваную гостью. Но темнота не ушла. Она обняла ту, что дала Мурке настоящую жизнь, наполненную любовь и светом, и кошке осталось лишь тихо взвыть от боли, которая ни в какое сравнение не шла с той, что испытала она когда-то, лежа на мусорной куче.
Все это случилось два дня назад, но Мурка так и не смогла найти себе место с тех пор. Она ходила по дому, лавируя между странными людьми, которые что-то делали, говоря так тихо, что иногда было и не разобрать, о чем. Ее то и дело кто-то пинал. Не со злостью, а так, для порядка, отстраняя с дороги, если Мурка мешала. Но никто ни разу не погладил, не сказал ласкового слова, кроме странного человека в черной одежде, но к нему Мурка идти не хотела.
Она ждала «своих». Тех, кого любила ее Катерина.
И дождалась.
Денис вошел в дом, толкнул дверь в большую комнату, куда Мурку не пускали, и поманил ее за собой.
- Иди, Мурочка, попрощайся.
Кошка посмотрела на человека так, что он понял ее без всяких слов. Поднял на руки, поглаживая и пытаясь успокоить:
- Да. Ты права. Зачем прощаться, если мы обязательно встретимся? Можно просто сказать «до свидания», так?
Мурка ткнулась носом в мокрую щеку, слизнула соленую каплю, и притихла.
А на следующий день другие руки, теплые, но так не похожие на Катины, прошлись по Муркиным бокам.
- Иди, Мурочка! Там Катюшка спит в комнате. Присмотри за ней, пока я детям кашу сварю. У тебя теперь много работы будет, но ты справишься. Мама Катя говорила, что ты очень умная кошка. А если она так думала, то так оно и есть.
