НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРЯТ В ХАРЬКОВЕ

НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРЯТ В ХАРЬКОВЕ

Харьковский, восточноукраинский акцент очень специфичен. Его остро слышат приезжие, а при достаточной наблюдательности и свои. И, разумеется, от него безумно трудно избавиться. Даже актерам, зубрящим в институте литературное произношение «по-московски» или «по-питерски», это удается не всегда, и они часто лишь пародируют речь языковой метрополии. Харьковский язык — яркий и сочный. Он родной брат южнорусского акцента. Очень похоже говорят в Белгороде, в Ростове-на-Дону, в Краснодаре…

Но полбеды — акцент. Есть словечки, выдающие тебя как разведчика на чужбине. Ты живешь и не предполагаешь, что говоришь на диалекте и эти слова не употребляются нигде больше.

Трактор у тебя не тарахтит, а дырчит, а машина фарами не мигает, а блымает. 

Дети не скачут, а гасают, играя не в салочки, а в квача. 

Мячик не пинают, а буцают, летом делают в песочнице пасочки вместо куличиков, строят халабуды вместо шалашей, играют в цурки-палки, а не в чижа, а зимой, надев шапочку не с помпончиком, а с бубончиком, катаются на ледяных скользанках, так что потом не шмыгают, а шмургают носом. 

В игре в резиночку или классики досаднее всего не зарониться, а стратить, ну а в прятки — это когда тебя застукалили, сказав при этом магическую формулу «стукали-пали», и никаких московских «палы-выры». 

В шариковую ручку вставляют не стержень, а ампулку, карандаш затачивают не лезвием, а чинкой, а стирают свои каракули не ластиком, а резинкой. 

Дети подрастают, кто-то становится заучкой и ботаником, а кто-то — нет, не шпаной и не гопником, а сявкой или раклом. 

В автобусе предъявляют постоянный, а не проездной, а на нужной остановке не сходят, а встают, и не в помятой, а в пожмаканной одежде. 

Если же автобус так и не пришел, придется идти пешком, но не тащиться, а телепаться. 

На магазины деньги не транжирят, а растрынькивают. 

В продуктовом не закупают товар, а скупаются, причем отовариваются в кульки, а не в пакеты. 

В магазине одежды покупают брюки на змейке, а не на молнии, а к ним не спортивную кофту, а мастерку, причем вместе с тремпелем, и никакой не вешалкой, а также гольф, а не водолазку, а жене — платье со шлейками, а не на бретельках. 

Если же на все это нет денег, ходят в рабочей фуфайке, но не в телогрейке. 

Ездят обычно не на дачу, а в сад, и картошку там не сажают, а садят, потому что сажают в тюрьму. 

Волосы завивают — нет, не щипцами, и не плойкой — а… локоном! 

Пекут печенье не на протвене, а на противне, скатерть не вытряхивают, а вытрушивают, старый паркет не разламывают, а трощат. 

Свекольник — это буряковый или холодный борщ, щавелевые щи — это зеленый борщ, а тыквенная каша — гарбузовая. 

«Икру заморскую» делают не из баклажанов, а из синеньких, борщ варят не из свеклы, а из буряка и разливают его не половником, а ополонником, и потом громко сербают жидкостью (а не хлюпают!) 

И, конечно, праздничный стол не обходится без такого блюда, как холодное, которое у москвичей — холодец или студень. Если же надо поесть на ходу — покупают в торговом ларьке (не палатке!) мивину (не роллтон и не доширак!)

Boris Yudis