Да-а-а, вот и снова Новый Год... Который по счёту, я и не знаю. Сбилась. Это когда-то я помнила и ёлку, на которую мне так приятно было смотреть, и запахи всякой вкусной человеческой пищи, и много шуршащей красивой бумаги, в которую были обёрнуты человеческие подарки, и коробки от них, в которых было так весело прятаться...
Да, было время. А теперь — безвременье. И яркие огоньки новогодних ёлок за окнами, и голоса, и запахи теперь всего лишь сигналят о том, что скоро станет совсем холодно и опять надо как-то выживать.
С каждым годом всё тяжелее. Я старею. Выгляжу совсем не так, как в молодые годы, когда проходящие мимо люди говорили: «Ой, какая красивая кошечка сидит! На-ка , милая, кусочек колбаски...». Теперь иное: «Ой, смотри какая облезлая кошка, наверное, больная, не подходи к ней, не трогай, ещё заразу подхватишь!». Жалким и старым тяжелее всех. Их никому не жалко, мол, пожили своё и хватит. Что на них тратиться?! А я ведь ещё живая, хотя с каждым разом мне всё труднее выбираться из моего укрытия в трубе около мусорки и уж совсем трудно запрыгивать в контейнер, чтобы порыться в мусоре и найти что- нибудь съестное.
Когда-то меня подкармливал вечно голодный, вечно пьяный бомжик Юра. Он покупал себе выпивку, иногда ему давали из сострадания что-то из продуктов в магазине, где он выносил мусор, ящики и коробки на мусорку, и он всегда помимо своих папирос и выпивки брал для меня сосиску и пакетик кошачьей еды — маленький, с него невозможно было наесться, но такой вкусный, что потом несколько дней мне всё снилось и снилось, что я его ем.
Но однажды под Новый год бомжик заснул пьяным прямо на скамейке, где частенько спал. Люди не трогали его, думали просто спит, а он... Так я во второй раз осталась одна. Иногда меня угощали в магазине, потом там всё поменялось и вместо угощения я стала получать окрики и ругань..
Что ж... Я перестала заходить в магазин. Но иногда всё же сидела на ступеньках, надеясь на подаяние хоть из магазина, хоть от ходивших взад-вперёд людей. Но из магазина в мой адрес неслась только ругань, а люди... что люди... поначалу я нравилась и меня подкармливали, а теперь я боюсь даже подходить туда — ведь люди с чего-то решили, что я заразная и развожу грязь, и вообще опасна для них.
***
А ведь когда-то, давным-давно, меня принесли в уютный и красивый дом, у меня была мягонькая подушка, уютное гнёздышко для сна, всякие игрушки и лоток с ароматными камешками, для меня специально покупали еду с разными вкусами, предлагали на выбор, мной хвастались перед гостями, мол, и красавица, и чистоплотная, и умница...
А потом в доме появился человеческий малыш. Люди купили другую квартиру и когда переезжали, просто не взяли меня с собой. Почему? Не знаю. Наверное, не нашлось для меня места в машине и в их новом доме. Я сидела под дверью своей бывшей квартиры, я надеялась, что за мной вернутся. Нет, так не может быть, меня не могли навсегда забыть тут одну, они непременно должны вернуться! Ведь я их так люблю...
Но время шло, в квартиру заселились новые люди и им совсем не нравилось, что я сплю на их коврике около двери. Меня гоняли и однажды, как раз в Новый Год, человек, весёлый и пьяный, выходя из квартиры чтобы покурить, споткнулся о меня, снова спящую на коврике, схватил за шкурку и просто выкинул в лестничное окно.
Дальше я почти ничего не помню, кроме боли, вонючего подвала, до которого мне как-то удалось доползти и упасть вниз, на сырой, но тёплый пол. Все свои девять жизней я истратила тогда, чтобы выжить. Потом училась ползать, потом — потихоньку ходить. Я ела всё, что хоть как то можно было прожевать, пила воду, подтекавшую в подвал из трубы, и всё-таки жила. Потом стала понемногу выходить на улицу, на которой никогда не была раньше. Всё было новое и совсем не интересное... а просто страшное. И люди, и машины, и собаки. Я плакала, засыпая в сыром подвале, уткнувшись носом в хвост... Как же я тогда горько плакала... Но кто видит кошачьи слёзы?...
Я почти выздоровела, отмыла шёрстку и снова стала хорошенькой кошечкой, только боль в спине часто напоминала мне о том, что людей надо обходить стороной. Единственным человеком, которому я позволяла себя гладить, был маленький, будто ссохшийся, пропитый бомжик Юра — такой же, как я: никому не нужный и всеми презираемый, всегда выпрашивавший для меня пакетик еды. Нет, не себе какую-нибудь сосиску или банку дешёвых консервов, а мне пакетик «Кошачьей радости», как он его называл, и сосиску. Мне — не себе....
Шло время. Лето сменялось зимой. И наоборот. Теперь в подвале мы ночевали вдвоём. И это было счастье — засыпать вместе с человеком, который тебя любит и жалеет. А когда его не стало, я снова плакала, уткнувшись в хвост, за эти годы ставший уже не таким пушистым, как когда-то. Как-то совсем незаметно промелькнула моя жизнь. Я стала старой. Старой и никому не нужной. Я почти оставила попытки побираться, ведь люди считали меня заразной и больной, а жила тем, что удавалось отрыть в мусорном бачке. День за днём. Месяц за месяцем.
И вот снова пришёл Новый год. Время моих самых страшных испытаний. Наверное, он пришёл для меня в последний раз. Запрыгивать в бачок всё труднее, повреждённая спина на холоде совсем сковывает меня болью, а иных способов достать еду у меня больше нет. Похоже, действительно , все девять жизней мной уже истрачены.
***
Сегодня я даже не смогла долго сидеть и опустилась на снег — немного в сторонке от ступенек, ведущих в человечий рай, наполненный весёлыми голосами, вкусными запахами и едой. Но кошкам рай не полагается. Он только для людей. И они входили и выходили, с большими пакетами, наполненными едой, с какими-то коробками, поздравляя идущих навстречу, весело смеясь и обнимаясь. Наверное, можно было рискнуть, дойти до ступенек и попробовать выпросить у них хоть что-нибудь съедобное, но я помнила это «Не трогай её, она больная, ещё вцепится в тебя и заразит чем-нибудь!» и не рискнула.
Из подъехавшей машины вышла странная компания. Все люди как люди, а эти в каких-то странных костюмах: ангелы, гномы, дед с бородой.. Они не смеялись и не шумели, чувствовалось, что они усталые и в магазин идут без настроения, так, просто посмотреть, наверное... Один из гномов проговорил женским голосом:
— Я постою здесь, подышу немного, а то голова...
Дед с белой бородой ответил:
— Угу. Мы быстренько! Эльфы, за мной!
Один из маленьких ангелов проговорила:
— Я тоже постою здесь, подышу вместе с Мусиком, ладно?
Дед ласково проворчал:
— Только не простудись. Мамочка с холодом дружит, а ты можешь и подмёрзнуть!
Ангел помигала светящимися крылышками и улыбнулась:
— Нет-нет-нет, ничего я не замёрзну! А если что, то могу и попрыгать!
Дед в сопровождении стайки гномов и ангелов исчез в магазине. Гном Масик смотрела на тёмное небо:
— Смотри, Лисюш, и снег перестал!
Ангел Лисюш проскакала вокруг неё, размахивая крыльями:
— Да! Снег такой пушистый и красивый. Ой, смотри, кошка лежит. Эй, киска, ты чего это прямо на снегу лежишь? Ма-ам, с ней что-то не так! Она не ранена?
В иные годы я бы мгновенно прыснула в подвал, но сейчас холод и разболевшаяся спина будто сковали меня. Ангел наклонилась надо мной и, едва прикасаясь, погладила по спине:
— Ма-ам, она совсем худенькая, весь хребет острый!
Надо мной наклонился гном.
— Киса, ты чего тут лежишь? Замёрзнешь же так!
Её рука тоже скользнула по моей спине: «и правда, совсем скелетик». Девочка спросила:
— Может, она из магазина?! Давай, я сбегаю и узнаю!
— Не-е-е-т! — закричала я по-кошачьи. — Пожалуйста, не надо ничего обо мне спрашивать! Не надо ко мне привлекать внимание!
— Я сейчас!
Девочка ломанулась в магазин и столкнулась с выходящим оттуда в сопровождении гномов и ангелов, дедом.
— Па-ап, там кошка... Она, кажется, совсем плохая. Ну, то есть, она то ли ранена, то ли больная, плохо ей там!
Дед тоже склонился над кошкой:
— Да, выглядит она так себе...
Ангел сказала:
— Может, она из магазина?
Дед начал развязывать пояс красного халата:
— Нет, вряд ли. Похоже, что у неё нет ни дома, ни еды, да и чувствует она себя скверно!
Он посмотрел на гнома Мусю:
— Берём?
Та кивнула:
— Ну, не оставлять же. Погибнет однозначно.
Меня накрыл красный халат, я попробовала выбраться из под него, но дед уже крепко держал меня, прижимая к себе: «О, смотрите-ка, сопротивляется. Значит, жить хочет. Борется! Ну, хватит, хватит дёргаться. Мы поняли, ты — боец! Вот же вредная! Уймись уже, хватит. Сейчас домой поедем. Согреешься, поешь, а там видно будет». Я перестала дёргаться, прекрасно понимая, что силы неравны, да и так приятно было чувствовать давно забытое человеческое тепло...
Детёныши запищали наперебой:
— Дай мне её, я её подержу, пока поедем!
— Нет, мне!
— Нет!
Дед прервал их вопли:
— А ну-ка, тихо! Она поедет по-королевски, на переднем сидении, у мамусика на руках!
Я... по-королевски... на руках... туда, где дадут выспаться в тепле и накормят... Может, я просто сплю там, прямо в снегу, а это всё мне снится и когда проснусь, поползу обратно в трубу — прятаться от всех и плакать в хвост?.. Нет, не снится, машина тронулась, я помню это ощущение, меня возили на машине на дачу когда-то очень давно. Меня гладят... А тепло-то как... Боги кошачьи... Мягко и тепло... Ещё и обдувает тёплым воздухом, будто в солнечный денёк... Может, я уже... того?
Нет, вот что-то заговорила девочка-ангел:
— Мамусик, я отковыряла кусок сосиски! Сейчас согрею получше в руке и можно ей дать, а то ей, наверное, очень страшно.
Девочка заглянула под красный халат, в котором я так и лежала на человеческих коленях. Я подняла мордочку:
— Мне? Сосиску? Ещё и согреть? Да дайте мне её хоть совсем как ледышку, я сгрызу и буду вам пальцы облизывать! Дайте, дайте мне её скорее!
***
Машина наполнилась радостным, почти истерическим мурлыканьем кошки, жадно хватающей куски сосиски из детской руки.
— Смотри, мам, она ест, ест! Значит, точно жить будет! Мам, мы её спасли! Совсем перед Новым годом! Как будто кто -то нас специально отправил в магазин — нам же там ничего особенно и не надо было!
Дед улыбнулся, снимая с лица белоснежную бороду:
— Ну а что вы хотели —Новый год же, время чудес...
Один из гномов выхватил бороду у него из рук, приложил к своему подбородку и пропел: «Время чудес, время чудес, мы едем домой, в наш сказочный лес...». И все засмеялись.
А согревшаяся от сосиски и человеческого тепла кошка впервые за много-много лет заснула самым настоящим, сладким и спокойным сном и что ей снилось, она потом обязательно всем расскажет! Маленькая Кошка, снова поверившая в новогодние чудеса...