22 октября исполняется 100 лет со дня рождения французского певца и поэта Жоржа Брассанса (по-русски иногда его фамилию пишут Брассенс). Брассанс умер 40 лет назад, но его творчество по-прежнему остается источником вдохновения для новых поколений исполнителей. По случаю юбилея вспоминаем о нем и его самых главных песнях.
С кем можно сравнить Жоржа Брассанса по части популярности во Франции? С Монтаном? С Пиаф? С Наполеоном? С Бельмондо? С Мопассаном? В любом случае список будет коротким. Если обратиться к нашим просторам, то, вероятно, Брассанса можно сравнить с Высоцким — при всей их непохожести у них было одно существенное общее: оба пели свои превосходные стихи, оба были в первую очередь поэтами, чья поэзия была (и есть, разумеется) отдельным бесконечным миром, не похожим ни на какой другой. И популярность обоих была немыслимой. Хотя Брассанс не был артистом — он был поющим поэтом. И в случае с Брассансом власти не делали вид, что его нет.
Покрутившись еще немного в родном городе, парень отправился в оккупированный немцами Париж, где тоже прокрутился довольно долго, хватаясь то за одну, то за другую работу. Тогда же начал писать стихи и даже в 1942 году выпустил первую книжку своих поэтических упражнений. Подумывал заняться литературой всерьез, но его угнали на работы в Германию, откуда он, впрочем, умудрился сбежать и вернуться в Париж. Тетка Антуанетт, у которой он жил раньше, сказала ему «Зачем мне проблемы?» и отправила к своей подруге Жанне. У Жанны, в тупике Флоримон в 14-м округе, Жорж прожил больше двадцати лет. Жанна и ее муж Марсель стали для Брассанса новой семьей, вторыми родителями, и несколько известных песен он посвятил им. Одна из самых знаменитых и красивых песен Брассанса — «Chanson pour l’auvergnat» (Песнь овернцу) посвящена Марселю, а не менее знаменитая «La canne de Jeanne» — Жанне.
Жорж Брассанс. Песня овернцу. Запись 19 января 1967 г.
Он бы, может, и жил бы дальше в тупике Флоримон, если бы не забавная история. Когда не стало Марселя, Жанна, погоревав пару лет, вдруг собралась замуж. Ей на тот момент было 75, ее избраннику — 37. Сколько Жорж ни отговаривал ее — Жанна упорствовала. Брассанс не на шутку рассердился, собрал свои вещи и уехал. Вот такая неожиданная концовка. Хотя Жанну он обожал всю жизнь.
Вы думаете, Жорж так рассердился на Жанну из-за 38-летней разницы в возрасте между будущими супругами? Ничего подобного — просто Брассанс всегда был ярым противником брака. Еще по молодости он вступил в анархистскую организацию, сотрудничал с анархистскими журналами и целиком впитал отвращение к любым официальным институциям. Он так и не женился на любимой женщине, Жоа Хейман, с которой встречался 35 лет, которую любил, которая была рядом в горе и в радости — он не хотел видеть ее связанной узами брака, он хотел для нее и для себя свободы. Одна из самых красивых песен Брассанса о любви называется «Непредложение руки» — «La non-demande en marriage».
Я имею честь не просить твоей руки. Мы никогда не поставим свои имена на брачном свидетельстве…
…Оставим птицам ширь небес, останемся пленниками только своих обещаний. К черту возлюбленных, чье сердце приковано к ручке кастрюли.
Венера быстро старится, стоя у плиты. Ни за какие деньги я не стану обрывать лепестки ромашки в жаркое.
Какое прекрасное объяснение нежелания жениться! Взять бы холостякам на вооружение. Но возлюбленная Брассанса приняла его странность и пробыла с ним до самого его конца, ухаживая за ним, когда он уже был совсем плох. Его нежность к Жоа, эстонке по происхождению, была необычайно трогательной. «Куколка», — называл он свою даму сердца. И написал еще одну красивую-красивую песню «La poupée».
Je n’avais jamais ôté mon chapeau
Devant personne
Maintenant je rampe et je fait le beau
Quand elle me sonne
(Я никогда ни перед кем не снимал шляпы
А сейчас я пресмыкаюсь и прикидываюсь хорошим
Как только услышу ее звонок).
В конце 40-х — начале 50-х не в меру застенчивый Брассанс набрался смелости и попробовал выступал со своими песнями-стихами в кабаре. И что вы думаете? Провалы шли один за другим. Он совсем не вписывался в тогдашнюю сценическую стилистику — публика ждала легких куртуазных шансонье, игривых и заглядывающих публике в рот, а Брассанс, хоть и был черноусым красавцем, существовал сам по себе. Он выходил на сцену, ставил одну ногу на стул, на ногу — гитару и пел стихи. Непривычные стихи. И молча уходил. Странный персонаж. Но у Брассанса была закадычная приятельница — знаменитая артистка варьете по прозвищу Паташу. Она попробовала сама исполнять песни приятеля со сцены, но быстро поняла, что это должен петь только он сам. В один прекрасный вечер она вывела Жоржа на сцену и заявила: «Это Жорж. Он не умеет петь, не умеет играть на гитаре, не умеет держаться на сцене, но его надо слушать». Триумф грянул неожиданно, Паташу сама была в изумлении. Брассанс тогда исполнил одну из самых своих хулиганских песен — «Горилла».
Через толстые прутья клетки
Женская половина нашего района
Не сводила глаз с огромного самца гориллы,
Не заботясь о людской молве.
Безо всякого стеснения кумушки
Рассматривали одну деталь,
О которой моя мама строго-настрого
Запретила здесь упоминать…
Берегись гориллы!
Дальше по сюжету горилла вырывается из клетки и принимается похотливо искать себе жертву для своих сексуальных утех. Она долго выбирает между дряхлой старушкой и местным судьей. Старушка радуется, что на нее хоть кто-то обратил внимание, но горилла выбирает судью и утаскивает его в кусты.
«Продолжение было весьма пикантным, К сожалению, я не могу о нем рассказать, И это очень жаль, Ибо оно позабавило нас, Так как в момент кульминации Судья кричал: „Мама!“ и ревел точно так же, Как человек, которому в тот день Он велел срубить голову».
Он вообще был человеком убеждений — всю жизнь ненавидел богачей, был, как и его отец, воинствующим атеистом, не принимал никаких государственных институтов, терпеть не мог никаких представителей власти, особенно полицейских.
Плохая репутация (La Mauvaise réputation)
При этом Брассанс отличался замкнутостью, необщительностью, неучастием в любых организованных мероприятиях. «Там, где собирается больше пяти человек, каждый — м…к», — пел он в одной из своих песен. Свои убеждения Брассанс нес в себе, обнародуя через песни. Почти каждый его выходящий диск начинался с песни «Mauvaise réputation» — «Дурная репутация», в которой он объясняет свой modus vivendi:
У меня, человека непритязательного,
В деревне плохая репутация.
Стараюсь ли изо всех сил или сижу тихо —
Я слыву невесть кем.
Я никому не причиняю зла,
Иду своей дорогой.
Но честные люди не любят,
Когда кто-то не идет одной дорогой с ними.
И все злословят в мой адрес.
Кроме немых, само собой.
В этом смысле можно считать программной его песню «Mourir pour des idées» — «Смерть за идею»: «Умереть за идею? Согласен. Но только медленной смертью».
Хулиганил он в песнях, конечно, отменно. Не стеснялся даже со сцены огромной знаменитой «Олимпии» пропеть слово из трех французских букв — «con», что на русский вернее всего перевести как «м…к». У Брассанса даже есть песня, которая так и называется — «Король м…ков»:
Je, tu, il, elle, nous, vous, ils
Tout le monde le suit docile
Il y a peu de chances qu’on
Détrône le Roi des Cons
Я, ты, он, она, мы, вы —
Все охотно ему подчиняются,
И так мало шансов,
Что король м...ков когда-либо лишится трона.
Одинокий, независимый, бредущий своею дорогой, несмотря на периодические окрики толпы. Сквернослов и хулиган, нежный возлюбленный и ненавистник «ячейки общества», анархист и тихоня. Он и на сцене был совершенно особенным. Самым особенным среди особенных. Брассансу было совершенно плевать, как он выглядит на сцене, — он не старался понравиться, не «интересничал», вид у него всегда был какой-то антиартистический. Даже выражение лица невероятное — он словно стеснялся, что ему аплодируют, что он популярен. Улыбался редко, и тоже всегда застенчиво. Говорил мало, интервью почти не давал, на телевидение не ходил, хотя можно себе представить, как его туда зазывали. Быстро уставал из-за болезни, отчаянно потел — по лицу всегда стекали капли. Закончив выступление, поспешно кланялся, чуть улыбнувшись — тоже застенчиво, — и быстро уходил со сцены.
Брассанс просил похоронить его на пляже в родном Сете. «Прошу похоронить меня на пляже в Сете», — пел он. Волю поэта исполнили не до конца — его похоронили в Сете, но, конечно, не на пляже, а в семейном склепе, в который он, как пел в одной из песен, боялся не поместиться.
Первый биограф Брассанса, его бывший школьный учитель литературы, Альфонс Бонафе, с которым поэт дружил потом всю жизнь, написал после его смерти: «Если в 21-ом веке человек станет чуть более счастливым, чуть более свободным, то можно с уверенностью сказать, что в этом заслуга и Брассанса».
Одна из самых трогательных песен Брассанса, «Старина Леон» («Le vieux Leon») — обращение к умершему другу-аккордеонисту Леону: «Если бог хоть немного любит аккордеон и если в раю есть аккордеон — надеюсь, что тебе там нравится».
Господи, если ты еще не сообразил — найди в раю гитару для Жоржа Брассанса.
Екатерина Барабаш
