Я не могу судить о лондонградских тревогах и степени внутренней напряженности, но понятно, что проверка денег на легальность должна довольно сильно ударить по путинскому окружению, а, значит, и по значительной части Лондонграда.
Ведь, если всерьез разбираться, почти все эти деньги ворованные. За последние двадцать лет все так насквозь проросло, что никаких «чистых» денег и отдельного от Путина бизнеса быть не может. Но это в свою очередь нанесет удар и по английской экономике, так как за те же годы огромная часть денег, которая была выпилена из российского бюджета, потом осела в Лондоне.
Когда Абрамович приобрел «Челси» вместе с таким аргентинским игроком Хуаном Вероном, я тогда писал, что, видимо, мизинец Верона оплатил я. Ведь ясно, что деньги Абрамовича, которые ушли на «Челси», на всю эту роскошь и стадионы – это в том числе и мои деньги, бюджетные деньги.
Ситуация сложилась обоюдоострая. Тактически, конечно, англичанам на нее выгодно закрыть глаза. Тактически всегда выгодно закрывать глаза – как в личной, так и в общественной, политической жизни. Но и примеры из личной жизни, и исторические примеры, включая коллизию с Чемберленом и Гитлером, показывают, что в стратегическом плане закрывать глаза вредно. Потом их приходится однажды открыть, а пейзаж оказывается совсем плохой.
Лондон навел глаза на резкость довольно с большим опозданием, хотя и немного активнее остального Запада. Но в любом случае, как говорит русская пословица, лучше поздно, чем никогда.
О европейском миролюбии и нежелании дать отпор России
«Европейское миролюбие» – это, конечно, в данном случае эвфемизм. Речь идет о страхе посмотреть реальности в глаза. О серьезных издержках, которые в том числе ждут Европу при наведении глаз на резкость. Проблема в том, что, если не навести глаза на резкость, то все будет еще хуже.
Ситуация сложная и драматичная. Ведь Путин отличается от Александра Лукашенко и даже от Саддама Хусейна потенциальной угрозой – у него есть серьезные возможности для нанесения ущерба Европе. И, конечно, как правило, чем ближе к России страна, тем осторожнее ее политики.
Единственное, чем на сегодняшний день может торговать Путин – это рэкет. Он может брать отступные за то, что ущерба не будет. Я беру у вас деньги за то, что не причиню вам зла. Я не могу предложить вам никакого товара, но могу не делать больно, а вы за это должны со мной как-то считаться, разговаривать, давать что-то взамен.
Путин занимается классическим рэкетом, и все это понимают. Проблема в том, что у этого рэкетира есть действительно беспрецедентные возможности, включая ядерное оружие. Мы уже наблюдаем, как наносится военный ущерб. Но Европа привыкла к спокойной жизни без войны, она обросла жирком, ее элита в значительной степени коррумпирована Путиным.
Шрёдеризация европейской политики – это состоявшийся факт. Огромный слой людей, которые определяют европейское общественное мнение, европейскую политику, имеют влияние и создают фон, находятся «на прикорме» у Путина. Шрёдер в этом смысле – самый яркий символ.
Соблазн быть Чемберленом в этой ситуации – очень большой. Чтобы пойти путем Черчилля, необходимо иметь внутренние силы и быть готовыми нести за это плату. Политика умиротворения агрессора – давайте договариваться, realpolitik – все это в тактическом и эмоциональном плане понятно, но заканчивается плохо.
"Господа, я привез мир для нашего поколения" (после подписания Мюнхенского соглашения с Гитлером в 1938 году, за несколько месяцев до начала Второй мировой войны) Невилл Чемберлен, премьер-министр Великобритании
Историческая практика показывает, что всякая уступка воспринимается как слабость. Например, когда кто-то в вагоне начинает «бычить» и физически на тебя надвигается, давит силой, нельзя делать шаг назад. Это не поможет. Он снова сделает шаг вперед и все равно вторгнется в твое личное пространство. Надо попробовать взять его за грудки, привести в чувство, дать понять, что ему будет хуже.
У Запада есть все эти возможности, но и Запад в целом, и Англия в частности пользуются ими недостаточно. Но это, разумеется, взгляд человека из маргинальной части российского либерального общества. Понятно, что должны чувствовать и какие риски несут английские политики и английский бизнес. Речь идет о миллионах, миллиардах фунтов, об очень серьезном противостоянии. И, конечно, есть соблазн сделать вид, что миролюбие эффективнее. По крайней мере, Англия ведет себя в этом смысле более внятно, чем континентальная Европа.
Пока путинская политика рэкета оказывается успешной. Западные санкции перспективны в том смысле, что они решают задачу уничтожения России как экономического конкурента.
Но, несмотря на то, что она будет стагнировать, деградировать, отодвигаться на периферию, странно надеяться, что в связи с этой деградацией что-то внутри само изменится, и уменьшится исходящая от России опасность. Может быть, у нас не будет дорог и медицины, но танки, «Тополь-М» и ядерное оружие будут.
На мой взгляд, самая чувствительная точка – это персональные санкции. Путину и его ближайшему окружению должно быть чудовищно невыгодно продолжение этой политики. И единственный серьезный шанс в диалоге Запада с Россией заключается в том, чтобы назвать воров ворами и указать на то, что все, что они напилили, находится в Европе, Англии, США. Сделать российскую элиту по-настоящему невъездной, отрезать ей доступ к заграничным счетам, недвижимости.
Война так война. Ведь гибридная война, которая сейчас идет, оказалась очень эффективной именно потому, что Запад сам себя позволяет обманывать, делая вид, что не понимает, о чем речь.
