Семь лет назад я опаздывала на работу и, запыхавшись, влетела в конференц зал на планёрку, прокручивая в голове слова оправданий.
Зал был пустой. Планёрки не было. Только короткая смска в моём телефоне — «Зайди в реанимацию».
В реанимации наш заведующий анестезиологической службой собирал свои вещи, вытряхивая из шкафчиков свои многолетние врачебные заначки. Там были все врачи со сосредоточенными злыми лицами. Медсёстры плакали.
Он уходил. Уходил добровольцем на фронт.
Увидев моё расстроенное лицо и набегающие слёзы, он взял меня за руку и потащил на пожарную лестницу курить.
— Ты нужен здесь. Ты классный анестезиолог, ты вытянул столько безнадежных женщин и детей. Если с тобой что-то случится, — я тогда заплакала. Заплакала громко, не стесняясь, размазывая слёзы по лицу, — Ведь второго такого специалиста в нашем роддоме никогда не будет! Ты нужен здесь.
— У тебя нет достойных аргументов, — он улыбался, вытирая мои слёзы салфетками, которые всегда были в его карманах, — Не может быть аргументов, когда пьяное быдло вламывается в твой дом, а ты продолжаешь спокойно пить кофе на кухне.
Пойми, прямо сейчас, без опознавательных знаков, как воры, прикрывающие лицо, чтобы их не узнали, вломились в мой дом чужие люди. В моём доме есть проблемы. Мы скандалим, ругаемся, иногда даже дело доходит до драк. Но это мой дом, мои проблемы, и мои домашние. И я бы мог решить их сам.
— Но ведь можно вызвать полицию, — я уже понимала, что бесполезно что-то говорить, но всё равно, говорила.
— Можно, — он посмотрел на меня своими серыми пронзительными глазами. Посмотрел так, как смотрел в операционной, когда ситуация была на грани фола, но я должна была справиться обязательно, — Но я рассчитываю всегда только на себя. Я иду защищать своего сына, свою жену, свою маму, тебя, в конце концов.
Ведь ты хочешь издать свою первую книжку? Я иду защищать вот тех «розовощёких карапузов», как ты любишь говорить, и за которых ты будешь продолжать рвать своё сердце на каждом дежурстве. Ты это всё понимаешь. Просто не хочешь принять.
Я иду защищать жизнь. Потому что есть шизофреник, который сидит в своём подземном бункере в соседней стране, которому абсолютно всё равно, что происходит на Земле. Потому что он себе построил суперсовременный бункер, в котором можно жить долго и счастливо и плевать на то, что происходит сверху. Ему плевать на своих, на чужих, на то, что называется жизнью. Он живёт не в современном мире, а в своей компьютерной игре, периодически выставляя на поверхность хорошо обученные говорящие головы, которым верят.
А я живу здесь и сейчас. Я дышу этим воздухом. Настоящим. Я люблю свой дом, настоящий. И я человек. Настоящий. Ты сейчас начнёшь говорить о Боге… Я отвечу сразу. Я не иду убивать. Я иду защищать. Защищать, прежде всего Жизнь…..
Прошло семь лет……
В первом родзале морщит свой носик кнопочкой маленький мальчик. Он не хочет брать грудь, потому что роды были тяжёлые. Я сижу рядом с молодой мамой и тихонечко шепчу малышу, что уже всё хорошо, что он родился и теперь впереди у него большая, неповторимая и чудесная жизнь.
Где-то в своей кроватке спит моя внучка Алиса. Она тоже очень смешно морщит нос, когда ей что-то не нравится.
Где-то сейчас болеет моя мама. Она специально мне часто не звонит, чтобы не отвлекать меня на работе. Я чуть позже позвоню ей сама.
Где-то в Донецкой области стоит заброшенная могила моего дедушки, потому что я не могу туда сейчас приехать.
Где-то шизофреник в подземном суперсовременной бункере вышел на новый уровень в своей виртуальной, далёкой от настоящей жизни, компьютерной игре. И готовит новые тексты для говорящих голов.
Я вдруг чувствую, что у меня нет паники.
Я очень хорошо владею оружием.
Я знаю, как подарить жизнь.
Я много лет подряд помогала жизни стать жизнью.
И я тоже смогу эту жизнь защитить.
На СВОЕЙ земле, в СВОЕЙ стране, где в СВОЕЙ кроватке морщит носик моя внучка.
А с Богом мы потом договоримся.
