Однажды Андрей Васильевич Мягков на вопрос, что такое, по его мнению, пошлость, ответил: «Пошлость — это когда с пафосом об очевидном».
Какое неожиданное и точное определение. Возможно, и не всеобъемлющее, но очень меткое. Мягков знал, о чем говорил, — он был одним из немногих в своей профессии, для кого пошлость была не просто неприемлема — она его в страхе обходила стороной потому что знала: в неравной борьбе с Мягковым у нее нет шансов.
Все у него было вразрез с привычными представлениями об актерской профессии. Всю жизнь прожил с одной женой, пройдя через такие испытания, какие и в страшном сне не привидятся. Родился, между прочим, 8 июля — в день Петра и Февронии, двух преданных любящих супругов, олицетворяющих в наших краях вечную любовь. Никогда не давал интервью — не хотел с пафосом об очевидном. Считал и, главное, не стеснялся признаваться в этом, что искусство должно быть легким и приносить радость. Искренно терпеть не мог собственной популярности. Без кокетства — любое притворство, кроме как на сцене и на съемочной площадке, было ему чуждо.
Самой нелюбимой ролью Мягкова был Женя Лукашин
Во-первых, Мягкову был сам по себе неприятен этот персонаж — он не видел в нем никакого обаяния, но только лишь легкомыслие, позволившее ему разрушить сразу несколько судеб. Во-вторых, Андрея Васильевича очень расстраивало, что куда бы он ни приехал — его тут же начинали расспрашивать про «Иронию судьбы», дарить веники и предлагать выпить. Такая симпатия к легкомысленному маменькину сынку Мягкова удивляла и раздражала. И причин повальной любви к «Иронии судьбы» он не понимал. «Мне кажется, с „Иронией судьбы“ случился перебор. Я перестал любить этот фильм и не очень понимаю зрителей, которые смотрят это по 20 раз», — признался Мягков в одном из редких интервью.
Андрей Васильевич вообще считал, что Женя Лукашин сильно помешал его актерской карьере — тут артист проявлял изрядную мнительность, подозревая, что из-за этого персонажа стал актером одной роли.
Театральные работы Мягкова — отдельный неповторимый мир, даже более интересный и разнообразный, чем кинематографический, начиная с немыслимо смешного странствующего полководца Редеди в современниковском «Балалайкине и Ко» кончая Зиловым в мхатовской «Утиной охоте».
Мягков был актером-интеллектуалом. Нет, не в том смысле, что любил рассказывать о себе в искусстве, но в каждой его роли, кроме лицедейства, была видна редкая вдумчивость, и всегда казалось, что он — соавтор пьесы наравне с драматургом и режиссером. Он не был, как говорят, склонен к импровизациям, но его актерский и человеческий максимализм заставляли его строить роль даже не по кирпичику, а по атому.
В последние годы Мягков играл мало. А в кино и вовсе не снимался — ему было скучно, современный кинематограф он называл «инъекцией безвкусия». Он вообще был непримиримым максималистом — резким, подчас неприятным, — но беспредельно честным перед зрителем и перед самим собой. Камертоном вкуса и профессиональной порядочности.
«Тишину шагами меря…» — пел Мягков-Лукашина «Иронии судьбы». Некому больше мерить тишину. Замерли шаги. Навсегда.
