Моё село в тридцати километрах от границы с Россией. Через него прямая дорога от русского Белгорода до украинских Ахтырки, Полтавы, далее Киев. Таким образом, грохот, гул, взрывы и адский скрежет войны обрушился на нас с первых её часов и продолжался около месяца.
Повинуясь инстинкту всего живого, даже растительного, люди сразу же стали прятаться кто где, обычно – в погребах, соответственно их обставив, но не каждый в одиночку – одиночек в любом селе много, а в иных и большинство, нет, люди стали сбиваться «до кучи», кучковаться.
Взяли, так сказать, моду: как только что-то загремит над головой, сбегаются в одно место, в один дом , а там и в один погреб: родственники, соседи, знакомые, иная плетется к забытой подруге с другого конца села, лишь бы не быть одной. Или одному.
Я им сразу сказал, что это не очень благоразумно – сбиваться, как овцы, в отару. Если ты один в доме, как я, например, и в него попадет ракета, снаряд или бомба, то погибнешь ты один, не считая скотины какая у тебя есть. А если вас набьется полный погреб, то погибнуть может уже не один человек, а вся компания или вся родня, весь род, все вы.
- Не умничай, Толька, - отвечала Наталья Фёдоровна, для меня Наташка, мы знаем друг друга с детства. – Когда человек не один, ему и погибнуть не так страшно. С людьми и жить вообще-то не так страшно.
- Ой, не скажи, Наташа, - говорил я. - С людьми-то как раз и страшнее всего. Не знаю, как насчет погибать, а жить – точно страшнее всего.
- А с кем же тогда не страшно? – спрашивала она.
- Не страшно, думаю, с котом, собакой.
- Ну, тогда и с детьми не страшно. С котом, собакой и детьми.
- Ой, не скажи, Наташа, - я знал, что ответить и на это. – Ребенок, он и правда, как тот же котенок или щенок, это да. С ним, может, и не так страшно, зато очень страшно за него, я думаю.
Боёв не слышно уже давно – считай, почти месяц, а люди продолжают уже, правда, не сбегаться, а сходиться каждый к своей куче. Не все; может быть, и не многие, но некоторые – точно, знаю таких.
В старину собирались на кудельные, как я их называю, посиделки. Девушки пряли и пели, ближе к полуночи в хату набивался холостой народ, подпевали им, пощипывали их, за полночь все укладывали на долівці (на земляном полу), застланном соломой, раздавалось дружное шуршание, постепенно стихавшее под утро.
До наших дней посиделки этого толка не дошли.
Дошли сходки мужчин для карточных игр. Обыденны и притоны, один-два на село, куда собираются для попоек и блуда без обиняков. Хозяйка такого заведения –это обычно одинокая женщина прошедшая Крым, Рим и медные трубы. Там гульба и все сопутствующее, включая драки, подчас со смертельным исходом, не стихает ни днем, ни ночью. По моей теории, именно такие места явились исторической предтечей уже настоящего, сугубо коммерческого борделя.
Трудно сказать, войдут ли в обычай сходки нового типа – сходки во спасение, так сказать. Пока они продолжаются на всякий случай: вдруг опять что-то загремит над головой. Думаю, в привычку это не превратится, собираться перестанут, но, конечно, не раньше, чем будет объявлено окончание войны.
