Когда говоришь о человеке в связи с таким могучим юбилеем, обычно принято восклицать «Как?! Не может быть! Уже 70 (80, 85, 90, 100). Ведь кажется, только вчера играл зайчика (Буратино, Тома Сойера, Гавроша, младенца радистки Кэт)!» — и сокрушенно цокать языком. Мол, куда ты, удаль прежняя, девалась?
Но это — не про Клинта Иствуда. Ему грянуло 90, но это ничего не означает. Ровным счетом ничего. Не то чтобы он человек без возраста, вовсе нет — вы не поверите, но он за эти годы даже состарился, — но он из того редкого типа людей, которые в любой возраст входят с высоко поднятой головой, словно зная, что их здесь ждет удача и новое счастье. А возраст должен быть счастлив, что к нему пришел такой человек. Пусть вот эта самая девятка с нулем будет счастлива, что ее посетил сам Клинт Иствуд. Как любил говорить наш Дмитрий Сергеевич Лихачев, «Возраст — для слабаков».
Он — тринадцатое поколение британских переселенцев. Мать — с голландскими и ирландскими корнями. Оба — рабочие. Родили сына Клинта Иствуда-младшего (отца тоже звали Клинтом) в Сан-Франциско да и отправились вдоль побережья в поисках заработка — на американском дворе стояла Великая депрессия. Маленький Клинт свою первую кличку получил в роддоме — «Самсон». Весил он пять килограммов. Это было только начало — довольно быстро он вымахал до 193 сантиметров.
Второе прозвище он получил в 14 лет — «серийный бабник». Согласитесь — для подростка довольно лестная кличка. Видимо, Иствуду-младшему она очень понравилась, если он решил соответствовать ей всю жизнь. Надо сказать, что преуспел — уже в 83-летнем возрасте был отринут очередной женой за измены. Но не растерялся, а женился вновь. С детьми больше не спешит — и так обзавелся восемью (это те, о которых мы знаем), куда ж еще?
Кстати, и в актеры-то он пошел во многом из-за своей любви к женскому полу. О лицедейской карьере он не думал — работал то пожарным на тушении лесов, то курьером, то мелким клерком, то ассистентом в гольф-клубе, то спасателем на пляже, то на насосной станции, то на автозаправке. А тут ему приятель предложил поступать вместе с ним в какой-то заштатный городской колледж искусств. «Да зачем мне это?» — удивился Иствуд. Приятель объяснил, что там учатся в основном девчонки и все как на подбор красивые. А ну это другое дело, загорелся парень и пошел в колледж. Там-то его и заметили воротилы шоу-бизнеса…
Оказалось, что вся его предшествующая биография со всеми полагающимися секс-символу атрибутами была трамплином для чего-то более серьезного и настоящего.
Его Уильям Манни — уже не тот безмолвный красавец без тени интеллекта и сомнения. Его новый герой умеет переживать из-за своей порочности, что для вестерна вообще нехарактерно. Но Иствуд создал новый вестерн, а если точнее — он перезапустил этот жанр, вернув ему прежнее дыхание, но с новым ароматом — ароматом интеллекта.
90-е стали для Иствуда, которому к тому времени уже перевалило за 70, временем счастливых метаний между жанрами и поисков себя обновленного. Хотя казалось бы — ну что еще надо этому неугомонному немолодому человеку, осыпанному наградами и получившему невероятную любовь зрителей? А он продолжал познавать себя и через себя — белый свет. Свет был, по его мнению, не слишком-то белым — в нем царила несправедливость, в нем господствовали злые мифы, а люди носили в себе неизжитые травмы, которые время от времени заставляли их браться за оружие. С этим надо было как-то разбираться. В 1995 он снял единственную в своей карьере мелодраму — «Мосты округа Мэдисон», где сыграл главную роль, взяв в себе партнерши великолепную Мерил Стрип. Больше он к мелодрамам не возвращался, и это немного жаль – его режиссура, как оказалось, может быть невероятно нежной.
Иствуд словно опрокидывает стереотипы, связанные с возрастом, — когда другие начали стареть, Иствуд только принялся взрослеть. Когда режиссер, достигнув определенного возраста, уже не так уверенно держит камеру, не так виртуозно работает с актерами и расшатывает драматургию сценария, мы обычно с пониманием киваем: «Ну что поделать — возраст…» Иствуд же в своих метаниях по профессиям, вероятно, где-то подобрал специальное режиссерское средство Макропулоса — его камера становится только уверенней, рука крепче, актеры — понятливее, драматургия — отточеннее.
А когда кто-то начинает сетовать — мол, ушла эпоха великих мачо, мир феминизируется, маскулинность не в моде, — хочется ответить: «Послушайте, не может умереть маскулинность в мире, где есть Клинт Иствуд».
