Почему столько людей на земле — чуть ли не два или даже три миллиарда — смотрели чью-то чужую свадьбу?
Будто собственной жизни у людей нет — скептически пробурчал какой-то ворчун.
Вообще-то звучит это очень странно. Зачем тогда люди читают книги, смотрят фильмы, ходят на спектакли про жизнь других? В этой же логике, к примеру, можно сказать: зачем смотреть финал Лиги чемпионов или кубка мира по футболу — не лучше ли вместо этого самим погонять мячик во дворе?
На самом деле свадьба принца Гарри и Меган Маркл была просто очень романтична и красива. Ожившая сказка про счастливую любовь внука самой королевы английской и девушки из простонародья.
Там все было настоящее, неподдельное, незабываемое: и древние интерьеры церкви Святого Георгия, и королева, и придворные, и аристократы, и мировые знаменитости, и маленькие принцы и принцессы, несущие шлейф за новобрачной, и экипаж, запряженный четверкой белых скакунов, и всадники в почетном эскорте, и гвардейцы в карауле, и искренняя радость тысячных толп, выстроившихся вдоль пути свадебной процессии — глядя на них, невозможно было не вспомнить другой кортеж, двигавшийся по другим, совершенно пустым, будто вымершим улицам другого города…
А еще там была прославленная исполнительница госпелов Карен Гибсон со своим хором, который спел один из главных хитов афроамериканской музыки ХХ века — знаменитую песню Бена Кинга Stand By Me, и совершенно потрясающий епископ Майкл Карри, первый в истории чернокожий американец во главе Епископальной церкви, ответвления англиканской церкви в США, который превратил свадебную проповедь в настоящий — хорошем смысле — спектакль: он смеялся, шутил, эффектно жестикулировал, цитировал Ветхий Завет и Мартина Лютера Кинга и в итоге теперь, кажется, тоже стал звездой мирового масштаба.
Можно, конечно, спорить, так уж ли хороша Меган Маркл для принца Гарри или не очень, и почему королева-бабушка пожадничала, не подарила невесте своего любимого внука диадему побогаче, и вообще — не мезальянс ли это? — Время покажет.
Но мне очевидно другое — свадьба в Виндзоре была совершенной антитезой невыносимой пошлости наших свадеб — с куклами на бамперах, белыми лентами через плечо у вдрызг пьяных шаферов, вызывающе безвкусными туалетами подруг невесты, с казенными речами сотрудниц ЗАГСов, с откровенно скучающими священниками, которые даже не скрывают, что хоят поскорее обвенчать молодых и потому служат торопливой, неряшливой скороговоркой, с обжорным застольем и непременным мордобитием в конце, как в песне Высоцкого:
Потом еще была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били,
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе —
И все хорошее в себе
Доистребили.
Потому и смотрели, не открываясь, как, оказывается, можно сыграть свадьбу совсем по-другому.
А еще сравните эту свадьбу с нашими прочими торжественными церемониями: все эти потуги реконструировать имперское прошлое, все эти гвардейцы в мундирах позапрошлого века, выглядящие такими же ряжеными, как и пресловутые самозваные казаки, вся эта толпа «новых дворян» чекистского происхождения, все прочие гости — вульгарная попса, толстомордые чиновники, жулики и воры…
Полный фейк. Под конец так и хочется, как в старом фильме, прокричать: «А царь-то — ненастоящий!»
На этом фоне происходившее в Виндзоре выглядело особенно завораживающе. Все красиво, все натурально, все органично. Это во-первых.
А во-вторых, — и это уже совсем про другое, — мне кажется, что гигантская аудитория, смотревшая прямую трансляцию этой свадьбы — свидетельство неисчерпаемого интереса к институту конституционной монархии, институту, выдержавшему проверку временем и оказавшемуся жизнеспособным уже на пороге третьего десятилетия XXI века.
В особенности британской монархии, с одной стороны, самой знаменитой и самой консервативной, но при этом сумевшей благополучно миновать самую тяжелую полосу кризисов и приспособиться к реалиям стремительно меняющегося мира.
Принц Гарри ведь, по сути, сделал ровно то, чего категорически не позволено было сделать его двоюродному прадеду Эдуарду VIII — жениться на разведенной простолюдинке-американке. Правда, избранница короля Уоллис Симпсон была разведена дважды, а невеста его правнучатого племянника Меган Маркл — только единожды. Зато она наполовину афроамериканка и к тому же — актриса, да еще на три года старше. Полный пердюмонокль! Да не то что восемьдесят — еще лет двадцать назад такое невозможно было представить. Тогда в Букингемском дворце косо смотрели даже на то, что на приеме в Белом Доме мать принца Гарри принцесса Диана позволила себе станцевать с голливудским актером Джоном Траволтой.
Кстати, почему в Великобритании возник культ Дианы? Вслед за «железной леди» Маргрет Тэтчер, которая вернула Англии самоощущение великой державы, утраченное после распада империи, которая добилась бурного роста экономики страны после долгих лет застоя, принцесса Диана по-своему помогла англичанам избавиться от былых комплексов.
Один британский колумнист, объясняя, почему после гибели Дианы англичане вели себя так несдержанно, так не по-английски, почему было море цветов перед Кенсингтонским дворцом и море слез — по всей стране, писал, что благодаря принцессе люди снова стали гордиться тем, что они англичане. Что настоящие англичане — это вовсе не обязательно чудаковатый субъект в твидовом пиджаке с трубкой в зубах, пахнущий теплым пивом и мокрой псиной, или нелепо одетая барышня в аляповатой шляпке. Что быть англичанином или англичанкой — это стильно, круто и модно. Что Лондон — лучший город земли.
Впрочем, не только Лондон. Обратите внимание: сегодня в топе самых благополучных европейских стран с высоким качеством жизни и уровнем социальной защищенности граждан — сплошь конституционные монархии: Норвегия, Дания, Швеция, Бельгия, Голландия, Люксембург. Ну и Великобритания, разумеется. Да и Испания скоро совсем догонит.
Полагаю, это не случайно. Повторю мысль, которая не мне принадлежит изначально, но которая мне очень нравится. Конституционная монархия способствует стабильности и процветанию общества, потому что она — еще один важный инструмент в системе сдержек и противовесов. Защита от культа личности, от вождизма, от пожизненно узаконенного политического лидерства.
Еще один способ своеобразного разделения властей:
выборному главе правительства, который может меняться каждые несколько лет, адресуются все упреки, критика, недовольство. Он (или она) — объект сурового отношения к себе со стороны граждан как к наемному менеджеру, работающему за их, налогоплательщиков, деньги, которого, если он не справляется с работой, можно и поменять, не поддержав на очередных выборах.
Королю же или королеве, которые пожизненно царствуют, но не правят — все почести, народная любовь, поклонение и восхищение. Его или ее с младых ногтей готовят, учат, воспитывают для того, чтобы вызывать у граждан такие чувства.
Не всем это удавалось, кстати. Например, упомянутый выше Эдуард VIII обещал стать совершенно никудышным монархом. Поэтому некоторые английские историки шутят: мы в Великобритании еще поставим памятник Уоллис Симпсон за то, что она избавила нашу страну от короля, который мог довести монархию до полного краха, как это случилось, например, в Греции.
Сценарий восстановления конституционной монархии когда-то рассматривался и во второй половине 90-х — это я знаю точно — как один из вариантов дальнейшего переустройства России после ухода Ельцина. Вместо следующего президента давайте изберем конституционного монарха — примерно так работала мысль политконструкторов.
Покойный Борис Березовский этой идеей был очень увлечен одно время, когда был еще весьма влиятелен. Покойный Борис Немцов тоже водил хороводы с представительницами семейства Романовых, которые наведывались в Москву в середине 90-х. Впрочем, это был, увы, лишь один из многих, порой самых экзотических сценариев, которые пишутся в политических штабах — точно так же, как в военных штабах разрабатываются планы боевых действий даже на случай самых маловероятных событий, вроде высадки инопланетян.
Особенно серьезно этот план никто не рассматривал — в силу малообразованности, ограниченности и узости кругозора большинства тогдашних политиков и чиновников.
Были бы у руля люди менее зашоренные и более прозорливые — глядишь, можно было бы сделать явью сюжет романа «Икона», написанного тогда же, в середине 90-х, знаменитым британским писателем-детективщиком Фредериком Форсайтом.
Он провидческим образом — задолго до того, как Путина выбрали ельцинским преемником! — сочинил увлекательную, но казавшуюся тогда совершенно надуманной историю про то, что в России на дворе 2000 год, и политическая ситуация складывается таким образом, что на президентских выборах должен вот-вот победить некий новый политик, стремительно набирающий популярность.
Но вскоре обнаруживается, что фаворит предвыборной гонки тайно планирует демонтировать слабую российскую демократию, воссоздать однопартийную систему, уничтожить политических оппонентов и вообще всячески закрутить гайки, наконец, завоевать бывшие советские республики. В результате те, кто противостоит грядущему диктатору, находят выход из кризиса — при активном участии Запада — в возрождении конституционной монархии. В отсутствие достойных претендентов на престол царствовать приглашают британского принца, у которого в жилах есть часть романовской крови, а также имеются православные корни.
В романе он не назывался по имени, но в нем легко угадывался двоюродный брат королевы Елизаветы II принц Майкл Кентский. Его мать, герцогиня Марина Кентская , была православной греческой принцессой, которая по отцовской линии приходилась праправнучкой Николаю I, а по материнской линии -правнучкой Александру II. Сам же принц Майкл слыл большим русофилом, немного владел русским языком и даже бороду отрастил, чтобы подчеркнуть свое некоторое внешнее сходство с последним русским императором Николаем II, которым явно гордился.
Между прочим, в Европе раньше было обычным делом приглашать иностранных принцев царствовать в других странах. На протяжении ХIX — начала ХХ веков карта континента не раз перекраивалась, на ней появлялись новые суверенные государства. Их парламенты отнюдь не торопились внедрять республиканскую форму правления, напротив — неизменно приглашали из других стран представителей царствующих династий, у которых не было особых шансов взойти на трон у себя дома. Именно так появились первые конституционные монархи, основавшие новые королевские дома в Бельгии, Греции, Румынии, Болгарии, Норвегии — по рождению все они были сплошь немецкие герцоги или датские принцы.
Кто-то скажет — все это было в другую эпоху, в наше время этот сценарий был нереализуем.
Но вспомним сравнительно недавний пример Испании. Кстати, в ее исторических судьбах на самом деле много общего с судьбами России. Испания оказалась на отшибе европейской цивилизации — не только географически, на крайнем Западе, за Пиренеями, но и цивилизационно. Страна, которая начала с определенного момента в своей истории хронически отставать от европейского и мирового прогресса. Страна, где было чрезвычайно сильно влияние церкви, и в то же время истинная христианская вера подменялась религиозным фанатизмом и нетерпимостью. Страна, которая пережила распад великой империи, унизительное поражение в войне с США в 1898 году, свержение монархии, жестокую гражданскую войну и последующую диктатуру Франко. Похоже, не правда ли? И все же Испания вернулась к конституционно-монархической форме правления после смерти Франко в середине 70-х годов прошлого века.
Кстати, чем сегодня оказался бы плох в качестве теоретического претендента на российский престол принц Гарри — шестой в почти безнадежно долгой очереди на британский престол? Благодаря деду, мужу королевы Елизаветы II принцу Филиппу, герцогу Эдинбургскому, который тоже является отпрыском греческой королевской семьи и тоже приходится праправнуком императору Николаю I, в жилах принца Гарри течет одна шестьдесят четвертая романовской крови. Не густо, но при случае зачлось бы. Главное — порода, фамильная стать (как все мужчины в семье, Гарри, как говорится, вышел ростом — под метр восемьдесят пять) и соответствующее воспитание.
Давно остались позади юношеские проказы, делавшие принца частым персонажем скандальных репортажей в желтой прессе. Отслужив в армии почти десять лет, в том числе дважды — в Афганистане, принц явно преобразился в серьезного, зрелого молодого человека — одного из самых популярных в стране членов королевской семьи.
Впрочем, о чем тут говорить? У нынешнего правителя России другие планы. В руках Путина — практически ничем не ограниченная власть, сравнимая со властью абсолютного монарха. Захочет — сам себя возведет на престол, никакой заморский принц не понадобится.
Когда-то один неглупый человек сказал мне: «Знаете, в чем его сила Путина? В том, что — он как все». Концентрация посредственности, иными словами.
И в этом же, на мой взгляд, слабость Путина — если предположить, что у него в голове есть монархический сценарий.
Он ведь нам и правда не царь. В царе все-таки должно быть нечто аристократическое, что в Путине с его внешностью, солдатскими шутками и «утиной» походочкой вразвалку, по-моему, напрочь отсутствует.
Вот вспоминаю Николая Романовича Романова, ныне покойного главу Объединения потомков дома Романовых, с которым мне довелось познакомиться лет двадцать тому назад и даже снять о нем документальный фильм «Правнук императора».
Высокий, статный, с большим романовским лбом, гордой, властной головой и орлиным профилем, поражавший, говоря словами Бунина, какой-то особенной, древней, рыцарской худобой и ростом, в которых было что-то даже как бы музейное. И еще старинным питерским дворянским акцентом, которого в Питере уже больше не услышишь, с грассирующим «р» от постоянного употребления французского в быту.
Настоящий аристократ — естественный, любезный, простой и демократичный в общении. Такого не сыграть — таким можно только родиться.
И у нас такие больше не рождаются — вот поэтому и смотрим, прилипнув к экранам телевизоров, компьютеров и прочих гаджетов, жизнь других.
