Глава 15. Преемник-1999
Часть 2
За неделю до начала натовских бомбардировок Сербии, 17 марта, Совет Федерации приступил, наконец, к рассмотрению вопроса об отставке Генерального прокурора России Юрия Скуратова.
Еще утром Скуратов приехал в верхнюю палату парламента и выступил там. Он ничего не сказал о деле “Mabetex” и, по его словам, силами, которые побудили его написать заявление об отставке, были люди, действовавшие на рынке ГКО. Он говорил о “нескольких депутатах Госдумы, двух бывших вице-премьерах, некоторых действующих министрах и известных олигархах”. Скуратов, правда, при этом не назвал никаких имен, но уверенно заявил, что именно они "вбили клин между ним и президентом". Заодно он подтвердил слухи о существовании видеокассеты с компроматом на себя.
Выступление Скуратова можно было считать в какой-то мере и отчетом о работе, проделанной им за три с половиной годы пребывания на посту генпрокурора. На упреки в отсутствии результатов по наиболее громким т.н. “резонансным” убийствам, он никак не отреагировал, но при этом пообещал, что все эти дела обязательно будут раскрыты, в том числе убийство журналиста Дмитрия Холодова (убит в 1994 году) и… даже убийство протоиерея Александра Меня (убит в 1990 году).
После этого Скуратов снова заговорил о причинах отставки. Он признался, что своим заявлением он хотел привлечь внимание Президента к тому, что творится в стране. Своей цели он добился: президентское внимание было привлечено. Казалось бы теперь можно это заявление отозвать, но как быть с тем, что Ельцин его отставку уже принял?
То есть Скуратова следовало понимать так, что его демарш с заявлением предполагал, что Ельцин кинется уговаривать его остаться. Но все пошло не по плану и возникло вот такое недоразумение… Или, как сказал бы Ельцин “загогулина”... Поэтому Скуратов стал искать поддержки у губернаторов: "…Я не откажусь от работы, если вы окажете мне доверие…"
Начались прения. Члена Совета Федерации (все сплошь - губернаторы, президенты и главы законодательных собраний субъектов федерации или, как их тогда стали называть - “сенаторы”) в основном поддержали Скуратова, особо отметив его откровенность. Многие прямо называли его жертвой интриг. Отвечая на вопросы, Скуратов заявил, что он подчинится любому решению верхней палаты. Этот ответ всем сенаторам почему-то очень понравился, хотя, с другой стороны, куда ему было деваться? Разве у него был вариант не подчиниться?
В результате Совет Федерации проголосовал против отставки Скуратова с поста Генпрокурора России. Голосование было тайным. "За" отставку высказались только шесть сенаторов. Трое воздержались. Остальные были "против".
После голосования Скуратов сказал, что намерен теперь добиваться новой встречи с президентом. Об этом он сообщил журналистам, покидая верхнюю палату парламента. Так же он заявил, что после того, как представление Ельцина об его отставке не нашло поддержки в Совете Федерации, он не видит необходимости отзыва своего прежнего заявления об отставке, написанного еще в начале февраля.
В кулуарах, выступая перед журналистами, спикер верхней палаты парламента Егор Строев (орловский губернатор) высказал мнение, что на решение Генпрокурора Скуратова остаться в своей должности повлияла та волна угроз и компромата, которая вылилась накануне на телеэкранах. По мнению Строева, этот компромат вызвал у Скуратова обратную реакцию. Говоря же о своем отношение к этому делу, Строев сказал, что со Скуратовым “случилась беда” и поэтому Совет Федерации оказал ему поддержку “в трудную минуту”.
Строев также сообщил, что он еще не говорил с Президентом на эту тему, и особо подчеркнул, что "отставка Скуратова - это вопрос Президента. У него есть право, как и в прошлый раз по Алексею Казаннику, предлагать отставку еще и еще раз.
Такой поворот событий ясно показал, что во-первых, прошедшие полтора месяца не прошли для Скуратова даром: он, собравшись с силами, все-таки решил еще побороться за место генпрокурора.
Но при этом, он не хотел идти на прямую конфронтацию с президентом и его окружением. Поэтому-то и предложил устраивающую всех (как ему казалось) версию про интриги неких анонимных чиновников и олигархов.
Во-вторых, стало ясно, что Совет Федерации решил использовать случай со Скуратовым для того, чтобы перераспределить (хотя бы отчасти) властные полномочия в свою пользу и показать президенту что сенаторы являются реальной силой, с которой теперь Ельцин вынужден будет считаться.
Для сенаторов не было тайной наличие скандальной видеозаписи с амурными похождениями Скуратова. О ней в своем выступлении говорил и сам Скуратов. Более того, во избежании недоговоренностей, еще до заседания администрацией президента каждому сенатору в частном порядке была передана кассета с этой записью. Но это никак не повлияло на итоговое решение верхней палаты. “С человеком случилась беда” - вот был их вердикт, озвученный Строевым.
Ответ Кремля был молниеносным: поздним вечером того же дня (17 марта) по каналу “Россия” показали видеозапись со сценами секса “человека, похожего на генерального прокурора” с двумя проститутками. Все, о чем вот уже почти два месяца шепталась вся Москва, стало достоянием гласности.
В 2019 году, Валентин Юмашев дал журналистке Наталье Ростовой интервью. Вот выдержка из него, касающегося данного вопроса:
“НР: … А администрация принимала участие в этом решении – показать пленку?
ВЮ: Конечно. Принимала. Конечно, решение показать эту пленку было принято в Кремле, потому что это, вообще-то, – генеральный прокурор.
НР: Чем руководствовалась администрация?
ВЮ: Администрация руководствовалась тем, что генеральный прокурор был связан с криминальными структурами, которые поставляли генеральному прокурору проституток. Такой генеральный прокурор не может руководить генеральной прокуратурой. На мой взгляд, это настолько очевидно, что даже смешно обсуждать.
НР: Я правильно помню, что именно в этот момент говорили о том, что генеральный прокурор завел какие-то дела в отношении «Семьи»?
ВЮ: Да, это в тот момент говорилось. Но понятно, что генеральный прокурор как-то должен был оправдываться, ему нужно было как-то защищаться, поэтому он пытался перевести дело с проституток на дело Mabetex.
НР: То есть пленка не была местью за Mabetex?
ВЮ: Ну конечно, нет! Если бы он не спал с проститутками, то прекрасно бы и дальше оставался генеральным прокурором, продолжал расследовать свои уголовные дела, в том числе и дело Mabetex. Почему я говорю, что дело Mabetex – полная туфта? Все подробности этого дела ему известны до деталей. И после того, как он ушел, он издал книжку, в которой нет ни одного факта, ни одной детали, что там «Семья» или не «Семья» украла.”
Если судить по этому интервью, позиция Юмашева проста и понятна: прокурор связан с криминальными структурами, он спит с проститутками, такой человек не может возглавлять прокуратуру. Дело “Mabetex” - “полная туфта” потому, что за все это время не было предъявлено никаких доказательств.
В другом интервью (в документальном сериале Яна Визинберга “Непрошедшее время”) Юмашев более подробно рассказывает о своем отношении к делу “Mabetex”: “.... вот эта нелепая, я бы даже сказал - дурацкая история с карточками семьи Ельциных, она случилась по вине управляющего делами администрации президента Павла Павловича Бородина. При этом он искренне хотел сделать что-то там хорошее-доброе-полезное. Но подставил и Бориса Николаевича, и Наину Иосифовну, и Лену с Таней по полной.
Он приехал в резиденцию к Борису Николаевичу с карточками и вручил Наине Иосифовне, Лене, Тане карточки, со словами, что там находится деньги за гонорары Бориса Николаевича. Ну, и они честно стали (кто-то больше, кто-то меньше) тратить эти деньги, которые лежали на карточках, покупать что-то в магазинах, снимать что-то с этих карточек.
Ну и, конечно, когда… в тот момент, когда они узнали, что… когда этот скандал начал разворачиваться, они узнали, что это деньги, которые не за книгу, а от компании “Mabetex”...
через какие-то там проводки… мгновенно они прекратили пользоваться этими карточками, мгновенно они (уже на самом деле из денег Бориса Николаевича за гонорар) погасили все свои траты, которые они сделали за все эти месяцы…”
Любой непредвзятый человек скажет, что даже того, что сказал Юмашев, уже достаточно, чтобы не считать дело “Mabetex” туфтой. К тому же само его объяснение порождает больше вопросов, чем дает ответов.
Всякий, кто имеет банковскую карту, знает, что ее невозможно получить не открыв счет в банке. А счет в банке на чье-то имя совершенно немыслимо открыть без участия самого человека. Он должен заполнить анкету, поставить свою подпись под заявлением на открытие счета и т.д. Даже если предположить, что тогда, в 1998 году, банковский комплаенс был не такой строгий как сегодня, все равно представить себе сцену, когда Бородин приходит и вручает ничего не подозревающим членам семьи Ельцина банковские карты - невозможно. К тому же непонятно: каким образом Юмашев узнал о таких деталях дела “Mabetex”, если (как он утверждает) никогда никаких фактов о коррупции в семье Ельцина в рамках этого дела публике предъявлено не было?
Также удивительно, что Юмашев считает достаточным основанием для снятия с человека всех обвинений в коррупции простой возврат взятки уже после того, как его в ней уличили. Это выглядит несколько наивно для такого серьезного и опытного человека, каким мы его знаем.
К тому же замещение взятки деньгами из гонорара Ельцина поднимает вопрос об этих гонорарах. И тут опять оказывается, что вопросов больше, чем ответов. За годы, в которые он получал гонорары за свои книги, он не публиковал деклараций о доходах. Вообще, за все годы своего президентства, Ельцин лишь дважды опубликовал декларацию о доходах: в 1996 году (доход составил 243 тысячи рублей) и в 1997 году (доход составил 1 млн. 950 тыс. рублей). По странному стечению обстоятельств, именно в эти годы не вышло ни одной его книжки.
К моменту возбуждения дела “Mabetex” у Ельцина были опубликованы две книги: “Исповедь на заданную тему” (1990) и “Записки президента” (1994). Про гонорар за первую книгу вообще ничего неизвестно. Есть лишь сказанная в личном разговоре фраза Юмашева про то, что это были миллионы долларов. А что касается второй книги, то здесь он был более конкретен. Вот соответствующий отрывок из того же интервью Ростовой:
“ НР: Вторую книгу помогал издавать Березовский, правильно?
ВЮ: Со второй книгой я сделал что-то типа тендера. Я предложил ее нескольким российским издателям, в том числе Артему Боровику, мы с ним вместе работали в «Огоньке», у него было крупное издательство «Совершенно секретно». Наибольшую сумму предложил Березовский, и русскую версию книги издавал он.”
В сети циркулирует несколько версий относительно гонорара, который Березовский заплатил Ельцину за вторую книгу. Оценки колеблются от 3 до 9 млн. долларов. Но вот что сказал по этому поводу сам Березовский в интервью Юрию Фельштинскому: « Петр Авен познакомил меня с Юмашевым на предмет поддержки Ельцина, которого я тогда лично не знал, на предмет написания книги. Меня эта идея заинтересовала. С президентом я познакомился. Выпуск книги Ельцина был профинансирован «ЛогоВАЗом» и «АвтоВАЗом» – несколько сотен тысяч долларов. Мы создавали не преференцию президенту, а коммерческий проект. Книга вышла. Мы вложили деньги и полностью их вернули».
И уж тем более неизвестно сколько получил Ельцин за зарубежные издания своих трудов. Это вообще тайна за семью печатями. Что было бы нормально для частного лица. Но в случае с действующим президентом отсутствие публичной информации о его доходах - это (как минимум) хороший повод для парламентского расследования…
Вообще ситуация с освещением этого вопроса выглядит парадоксально: сам выпуск ельцинских мемуаров широко рекламировался в прессе, а вот к гонорарам за них она ни разу не проявила никакого интереса. Это тем более удивительно, на фоне истерии, поднятой “свободными журналистами” в ходе т.н. “дела писателей” в 1997 году.
По странному стечению обстоятельств, в конце именно этого, 1994 года, Ельцин передал в управление Березовского первый телевизионный канал страны и, вдобавок, дал ему возможность без всякого тендера получить 50% - 1 акция этого канала в собственность. А на следующий год, вопреки позиции премьера Черномырдина, он выделил из состава “Роснефти” компанию “Сибнефть”. Что с не произошло дальше - всем хорошо известно.
Разумеется, мы ни в коей мере не утверждаем, что выплата гонорара Ельцину и эти события как-то взаимосвязаны. Для этого нужны весомые доказательства, которых у нас нет. Но и говорить о том, что все обвинения Ельцина в коррупции - это “туфта” и одни лишь интриги политических противников - тоже не станем. В любом случае, мы считаем, что Скуратову было что расследовать и даже перечисленных выше фактов достаточно, чтобы не считать все это дело высосанным из пальца (как это делает Юмашев).
И самое, на наш взгляд, важное: Юмашев говорит, что Скуратов вынужден был оправдываться и поэтому стремился сместить внимание общественности с “дела Скуратова и протитуток” на “дело Mabetex”. Это хронологически неверно, поскольку в момент возбуждения “дела Mabetex”, 8 октября 1998 года, Скуратов, благодаря показаниям Туровера, уже располагал всеми материалами про истинное происхождение полученных семьей Ельцина от Бородина денег, но при этом даже еще не подозревал о существовании компрометирующих его (Скуратова) видеозаписей. О том, что такие записи существуют, он узнал 1 февраля, в кабинете Бордюжи, после чего и написал свое первое заявление об отставке.
Кроме того, Скуратов, ни до выступления в Совете Федерации 17 марта, ни в ходе этого выступления ни разу не упомянул о наличии коррупционных подозрений в отношении семьи Ельцина. Хотя к тому времени Москву уже будоражили слухи и про видеозапись и про банковские карты. Напротив, он ссылался на каких-то анонимных олигархов и чиновников, но не сделал даже намека в адрес президента и его семьи. Таким образом ничьего внимания он никуда не хотел “смещать”.
Ситуация резко изменилась после показа скандальных видеозаписей в ночь с 17 на 18 марта. Уже на следующий день утром, 18 марта, Скуратова пригласили к президенту. К тому времени администрация президента уже даже не пыталась скрывать (в том числе и от своих противников), что состояние здоровья Ельцина оставляет желать лучшего. Поэтому Скуратова вызвали прямо в Центральную Клиническую Больницу (ЦКБ), где располагался в тот момент “кабинет” Ельцина.
Скуратов подробно рассказал об этом визите в своей книге “Вариант дракона”. Вот как это (по его описанию) происходило: пока он ехал в больницу к Ельцину, в машину к нему каким-то чудом дозвонилась журналистка НТВ и попросила прокомментировать ночной показ пленки по РТР.
“Считаю, что это - форма давления в связи с расследованием крупного уголовного дела” — сказал Скуратов. “Какого дела?” - заинтересовалась журналистка. “Дело швейцарской фирмы «Мабетекс». А давление на меня оказывают те, кто боится этого расследования” - ответил он. Так впервые на всю страну им была названа эта фирма. Дальше Скуратов пишет: “Сказать больше я ничего не мог, не имел рава…”
То есть по версии Юмашева, Скуратов начал раскручивать дело “Mabetex” с тем, чтобы отвлечь внимание публики от своего скандала с протитутками. А версия Скуратова состоит в том, что скандал с протитутками был начат Семьей, с целью помешать ему расследовать дело “Mabetex”. Кто из них прав, а кто - нет, вы, дорогие наши читатели, решайте сами.
В ЦКБ, первым человеком, которого он увидел был Юрий Крапивин — начальник Федеральной службы охраны. Он тут же начал с ним разговор о смене охраны генпрокурора. Подобный разговор Крапивин уже вел со скуратовым еще в начале февраля (видимо после того, как Скуратов написал свое заявление об отставке). Тогда Скуратову резко оказался и это не получило продолжения.
В этот раз Скуратов сказал Крапивину: “Юрий Васильевич, я уже предупреждал вас в прошлый раз: если вы поменяете мне охрану, я объявлю об этом всенародно и выскажу свои соображения по поводу того, зачем вы это делаете. Вы этого хотите?” Скуратов пишет: “Лицо Крапивина сразу сделалось кислым, и он от меня отстал.”
Тут нужно пояснить, что смена государственной охраны имеет важный подтекст, который лучше всего автору этих строк когда-то давно объяснил Чубайс: “Госохрана легко превращается в конвой”.
В палате-кабинете Ельцина Скуратова встретили трое: сам Ельцин, Примаков и Путин. Далее процитируем выдержки из книги Скуратова: “На столе перед ним лежала видеокассета с приключениями «человека, похожего на генпрокурора» и тощенькая папочка с материалами. Он ткнул пальцем в торец стола, где стоял стул. Сам он сидел за столом в центре, вертел в пальцах карандаш, постукивая им по видеокассете. У стола же, по одну сторону, лицом ко мне, сидел Примаков, по другую, как-то странно съежившись и натянув пиджак на сухой спине так, что были видны острые лопатки, - Путин. Ельцин откинулся на спинку кресла, отдышался и произнес: “Вы знаете, Юрий Ильич, я своей жене никогда не изменял…”
Такое начало меня обескуражило, но не больше. Я понял: говорить что-либо Борису Николаевичу, объяснять, доказывать, что кассета вообще не может быть предметом официального обсуждения, бесполезно. Откуда вы взяли, господа, эту кассету? Вы же становитесь соучастниками преступления. Что вы делаете? Со-у-част-ни-ки.
И вдруг до меня, как сквозь вату, доходит голос президента: “Впрочем, если вы напишете заявление об уходе, я распоряжусь, чтобы по телевизионным каналам прекратили трансляцию пленки.”
Это же элементарный шантаж, за это даже детей наказывают, не только взрослых. Я смотрел на президента, но краем глаза, каким-то боковым зрением, заметил, что Примаков и Путин с интересом наблюдают за мной, Путин даже шею вывернул… “В такой ситуации я работать с вами не намерен”, — произнес тем временем президент, — “и не буду” Я молчу, президент тоже молчит.
“Борис Николаевич, вы знаете, кто собирается меня увольнять?” - наконец сказал я. “Коррупционеры. Мы сейчас, например, расследуем дело по «Мабетексу». Там проходят знаете кто?.. — Я назвал Ельцину несколько фамилий. — Это они все затеяли. Они!”
“Нет, я с вами работать не буду”, - упрямо повторил президент. В разговор, понимая, что дальше молчать нельзя (я могу перехватить инициативу у Ельцина) включился Путин: “Мы провели экспертизу, Борис Николаевич, — сказал он президенту, кассета подлинная.” Не может этого быть! Я даже растерялся — ведь экспертизы обычно проводятся в рамках уголовного дела… Но дела-то никакого нет.
“Тут есть еще и финансовые злоупотребления”, — добавил Ельцин…. Я почувствовал, что у меня даже голос дрогнул от неверия в то, что я услышал: “Борис Николаевич, у меня никогда не было никаких финансовых злоупотреблений. Ни-ког-да. Ни-ка-ких. Можете это проверить!” В разговор включился Примаков….
Что меня больше всего удивило в этом разговоре? Не кассета. Другое. Первое — игнорирование правовой стороны дела: никакие законы для высшей власти не существуют. Второе: неуважительное отношение к Совету Федерации. Ведь эта разборка происходила на следующий день после его заседания, она возникла как следствие, как сюжетное противодействие, если хотите, тому, что уже случилось. Третье: нежелание «семьи» дать мне возможность переговорить один на один с президентом. Для этого и были подключены Примаков и Путин. Хотя я готовился к беседе наедине…
- Надо написать новое заявление об отставке - сказал Ельцин.
- И чем его мотивировать? Совет Федерации же только-только принял решение.
- Пройдет месяц… На следующем своем заседании Совет Федерации рассмотрит новое заявление…
- Но это же будет неуважение к Совету Федерации!
Ельцин в ответ только хмыкнул. Понятно, где он видит этот Совет Федерации. В голове у меня словно бы молоточки какие забарабанили, от их звонких ударов даже заломило виски. «Что делать… что делать… что делать? Надо как-то выиграть время.
Но как?» …Примаков сказал: “Юрий Ильич, надо уйти. Ради интересов прокуратуры. Да и ради своих собственных интересов.”
В тот момент Скуратов считал, что ему нужно выиграть время. Скоро в Россию по его приглашению должна была приехать Карла дель Понте. Она должна привезти дополнительные материалы по делу “Mabetex”. Он считал, что это позволит довести это дело до такой стадии, когда его уже нельзя будет “развалить”. В любом случае он понимал, что без очередного заседания Совета Федерации не обойтись. Далее, опять процитируем Скуратова:
“- Борис Николаевич, следующее заседание Совета Федерации запланировано на 6 апреля. Если я напишу заявление сейчас, то произойдет утечка информации, прокуратура за это время просто развалится… Я напишу заявление сейчас, но дату поставлю апрельскую, 5 апреля — самый канун заседания Совета Федерации. За это время я смогу разобраться со швейцарскими материалами… Это очень важно.
- Ладно, расследуйте то, что начато, а заявление датируйте 5 апреля.”
Скуратов был уверен в том, что если он не напишет заявления, то против него будут приняты жесткие меры. “Вплоть до физического устранения - от киллерского выстрела до наезда на мою машину какого-нибудь огромного, груженого кирпичами грузовика: эти ведь методы освоены в современном мире, в том числе и российском, в совершенстве. Ну, а уж насчет того, чтобы отстранить меня от должности указом, то тут уж, как говорится, Борису Николаевичу сам Бог велел…”
Важная, на наш взгляд деталь, которую отметил Скуратов: “Пока мы вели разговор, Борис Николаевич взялся за сердце, вяло приподнял руку, поморщился, одна половина его лица потяжелела, и он, хрипло дыша, вышел из комнаты. За окном продолжало светить, ликовать радостное весеннее солнце. Я заметил, как лица Примакова и Путина напряглись. Через десять минут Ельцин вернулся, снова сел в кресло.
Когда я написал заявление, Примаков и Путин с облегчением вздохнули. Со стола президента заявление перекочевало в сейф. Президент сказал: “Пусть оно полежит у меня в сейфе. Здесь не пропадет.” Вот при каких обстоятельствах Скуратов написал свое второе заявление об отставке.
Впоследствии Юмашев будет упорно отрицать любую связь Путина с увольнением Скуратова и делом “Mabetex”. (Эксперты ФСБ только лишь провели экспертизу видеозаписи на ее подлинность и больше ничего - всегда утверждал он). Так же никто из официальных лиц ни разу не ответил на казалось бы элементарный вопрос: откуда в администрации президента появилась эта скандальная видеозапись о секусуальных утехах генерального прокурора России. Впрочем, и без ответов понятно, что тут вариантов немного…
