Человек просвещения в эпоху непросвещенности. Вениамину Смехову – 80

Человек просвещения в эпоху непросвещенности. Вениамину Смехову – 80

Вениамину Смехову — 80. То ли «уже 80», то ли «еще 80». К Смехову эта цифра каким-то непостижимым образом не имеет отношения. Не потому, конечно, что он не стареет, а потому, что он всегда был таким — умудренным, несуетным, слегка над схваткой добра и зла. И ироничным. Даже — самоироничным, что отчасти и есть синоним мудрости.

Уж как его родители не хотели, чтобы он шел в актеры. Даже забрали его силком из драматического кружка, который он обожал. Отправили взамен драмкружка в музыкальную школу. Но окольными путями мальчик все-таки вырулил снова на актерскую стезю. И родители смирились. Как тут не смириться, когда из мальчика явно вышел боец? Потом это проявится не один и не два раза.

А окольные пути повели дальше и привели ни много ни мало в Щукинское училище. Поступил легко, и казалось, дальше светит прекрасная безоблачная актерская жизнь. Правда, мешало одно обстоятельство, которое вообще не вяжется с актерской профессией, — юный Смехов был чрезвычайно застенчив. Он боялся сцены в той же степени, в какой и обожал ее. Только стихи почему-то читать не стеснялся — наверное, в поэтической стихии есть что-то уникально созвучное складу ума и души самого Вениамина Борисовича, а единоличное властвование над словом, как это возможно только в сольных выступлениях, для него — самая подходящая форма существования. Что не отменяет, разумеется, его фантастического умения работать с партнерами.

Но это будет потом. А тогда, в 1958-м, избавиться от проклятой застенчивости ему никак не удавалось. И руководитель курса, знаменитый уже тогда актер Владимир Этуш, после первого курса Смехова отчислил. За бесперспективность. На прощание пожал ему руку и посоветовал идти в математики. «Но я хочу быть актером!», — возразил юноша. «В математики!» — безжалостно отрезал Этуш. Невероятными усилиями Смехову удалось договориться, чтобы его оставили при Щуке вольнослушателем.

Мы никогда не узнаем до конца, хоть Смехов об этом и рассказывал довольно часто, каких усилий ему стоило заставить Этуша сменить гнев на милость и не только согласиться вернуть его на курс, но и вызвать в нем восторг и уважения. Вряд ли мы узнаем и поймем, какой черной в жизни Вениамина Борисовича была эта страница его жизни, как это было унизительно и страшно — оказаться за бортом вожделенной профессии, оказаться хуже всех, причем публично, у всех на виду. Мог ведь и сдаться, а он только закалился. Но навсегда уяснил, что профессии, которая далась так тяжело, надо отдаваться «до полной гибели всерьез», без уступок и без потаканий минутным слабостям.

Поэтому когда он попал после института в Куйбышевский драматический театр — неплохой, кстати, очень приличный театр, хоть и периферийный, — он отработал там ровно год, а через год, увидев, что интересной перспективы тут нет, сбежал обратно в Москву. По сути — в никуда. Работы не было, ходил на прослушивания — ничего не получалось. Потом удалось устроиться в Московский театр драмы и комедии, билеты в который давали в нагрузку к престижным. Ну, а куда деваться? Кто ж знал, что через два года, в 1964-м, этот театр возглавит Юрий Любимов, который перевернет наши тогдашние скромные представления о современном театральном деле?

Потом, когда Любимова выдавят из страны, Смехов «отсидится» два года в «Современнике» — только бы не работать в театре, из которого вынудили уйти худрука. Потом вернется, но только на две роли — в «Мастере и Маргарите» и в «Доме на набережной». К тому времени он уже вовсю ставил спектакли, в том числе и за границей.

Многие называют Смехова всеядным, но думается, справедливее было бы другое определение — «масштабный». Смехов — артист из тех, кого принято писать с большой буквы — Артист. Ему скучно в заданных рамках, сцена для него маловата, съемочная площадка тесновата. Профессия, в которую он пришел через преодоление и неверие других, тоже отдалась ему без остатка — везде, в любом месте, где только можно лицедействовать, он лицедействует.

Смехов — не просто артист, он артист-просветитель. Полюбив поэтическую стихию еще в детстве, он в ней, кажется, и нашел покой и удовлетворение на всю жизнь. Смехов читает стихи вообще удивительно — он их словно несет публике, как несут знания и искусство. Любое стихотворение, любая строка с его легкой руки заряжена интеллектом, во всякое слово он вкладывает не только мастерство и чувство, но каждый раз — размышления и рефлексии.

Смехов — интеллектуальный актер, он всегда, в любой роли, в любом появлении на сцене или в кадре словно стремится доказать, что не бывает искусства ради аттракциона. За всяким действием на глазах зрителя должен стоять смысл и ум. Даже тот самый пресловутый Атос, который почему-то считается его главной ролью (ну любят у нас ярлыки, куда деваться), который хоть и граф, но все равно — вояка, солдат и бузотер, у Смехова получился грустным всезнающим интеллектуалом.

Справедливости ради — Атос не был лучшей ролью Смехова. В театре ему везло с ролями больше — один только Воланд чего стоит. Кино у него вообще оказалось н на первом месте — так, среди прочего. Формально самой большой удачей стала пластинка «Али-Баба и сорок разбойников» по сценарию Смехова — 3 миллиона экземпляров. Казалось бы, время несется, вкусы меняются, а дети-то до сих пор слушают, хоть уже и с компьютером да планшетов. Смехов хотел сделать фильм по этой книге, а начальство решило, что там намек на наше вторжение в Афганистан — да ну его, этого Али-Бабу, от греха подальше. И запретили. Тогда появилась пластинка — остроумная, смешная, яркая и шумная, как восточный базар.

К юбилею Вениамин Борисович выпустил книгу «Жизнь в гостях». Он заядлый путешественник, исколесил и истоптал полмира — ну как теперь не рассказать о местах и о людях? Книга увесистая, каждая глава посвящена одному десятилетию.

Смехов — он кто? Актер? Режиссер? Писатель? Так разу и не скажешь. Наверное, он — человек искусства. Он человек театра. Человек кино. Человек литературы. Человек просвещения. С ним наша эпоха непросвещенности кажется чуточку просвещеннее…

Екатерина Барабаш