Я почти ничего не стал бы сегодня менять в изданной 4 года назад книге "Просуществует ли путинская система до 2042 года?", поскольку система находится в стагнации. Единственное важное изменение отражено в этой статье. Тот, кто читал книгу, помнит (кто не читал - ссылка в первом комментарии: можно читать свободно), что там выделено три путинских режима. Но сегодня я даю иную интерпретацию этого вопроса. Тот, кто не пописан на Republic, может читать прямо здесь.
Усиленное внимание к трансформации путинского режима, возникшее за последнее время в результате обнуления, затемняет тот факт, что нынешняя политическая система уже неоднократно обновлялась, причем кардинально. Система ведь не сводится лично к Путину, а характер ее функционирования зависит не столько от числа президентских сроков, «отсиженных» Владимиром Владимировичем в Кремле, сколько от механизмов, с помощью которых обеспечивается власть. Думается, что можно вполне говорить о четырех разновидностях путинского режима, причем каждая из них примерно соответствует очередному президентскому сроку.
Изменения за минувшие два десятилетия происходили по четырем осям. Обозначим их кратко, а затем разберем проблему подробнее. Во-первых, это ось «реформы – стабильность», характерная для сферы преобразований. Во-вторых, во внешней политике это ось «партнерство – конфронтация». В-третьих, в политике внутренней это ось «манипулирование избирателем – силовое подавление». И, в-четвертых, в политике внутренней, но направленной не на широкие массы, а на элиты – это ось «коррупция – монополизация ренты».
Созидательная коррупция?
Первый путинский президентский срок выглядел сравнительно неплохо. О стабильности тогда не говорили, поскольку почти все девяностые годы как экономика, так и реальные доходы населения страны снижались, и подобная стабильность мало кого порадовала бы. Наоборот, Путин с подачи Кудрина ускорил преобразования, и, надо признать, что, по крайней мере, налоговая реформа тогда прошла успешно. О реформах говорилось много. Намечались существенные изменения в общей системе государственного регулирования, в пенсионной системе, в административной системе и в некоторых других сферах.
Конфронтации с Западом практически не было. Кремль вяло огрызался на критику той политики, которая проводилась на Северном Кавказе, но Путин тогда получал огромное удовольствие от участия в международных встречах и, надеялся на улучшения. Скорее всего, он даже лелеял мечту о вступлении России в НАТО, причем на тех условиях, которые именно ему будут удобны.
Силовых акций для подавления недовольных практически не требовалось (кроме как на Северном Кавказе). Уровень жизни повышался благодаря росту экономики. А тот, в свою очередь, определялся эффектом девальвации рубля и большим притоком нефтедолларов. Широкие массы были этим довольны, а узкие круги интеллектуалов, требовавших мира в Чечне, могли свободно излагать свои взгляды в СМИ, хотя это никак практически не влияло на позитивное отношение народа к президенту. Активное манипулирование избирателем имело место в период предвыборной кампании Путина осенью – зимой 1999 – 2000 гг., но в дальнейшем население страны воспринимало путинский режим с таким чувством глубокого удовлетворения, что даже промывания мозгов особого не требовалось.
Элиты были удовлетворены еще глубже, чем широкие массы. Коррупция стала важнейшим способом стимулирования труда чиновников и формирования их личной лояльности путинскому режиму. С ней практически не боролись. Кремль понимал, что режиму трудно будет удержаться, если слугам режима нечего будет терять, кроме «цепей», прикрепляющих их к рабочему месту. Поэтому «слуги» быстро богатели, становились господами и все силы отдавали тому, чтобы подобное положение дел сохранялось как можно дольше. При этом многие интеллектуалы говорили, что коррупция даже полезна, поскольку крутит колесики государственного механизма, работающего на экономическое развитие.
Принуждение к дружбе
На втором президентском сроке картина стала меняться, причем не столько по желанию Путина, сколько под воздействием объективных обстоятельств. Как только стало ясно, что легитимность режима обеспечивается личной харизмой вождя и толстой нефтяной трубой, преобразования были остановлены. На оси «реформы – стабильность» произошел резкий сдвиг. Стало ясно, что реформы, если их реально проводить, будут работать на интересы будущих президентов, тогда как в данный момент они могут, скорее, дестабилизировать ситуацию и навредить Путину.
Партнерство со странами Запада не принесло Кремлю ожидаемых выгод, и тот попытался усилить свои позиции за счет раскола в рядах зарубежных «партнеров». Возможность «поиграть» с расколом дала иракская война. Хотя взгляды Вашингтона и Лондона на эту войну сильно не совпадали со взглядами Парижа и Берлина, раскола все же не случилось, и огорчившийся Путин перешел к прямой словесной атаке на страны Запада в своей знаменитой мюнхенской речи. Возникло явление, которое порой называют «принуждением к дружбе». Путин старался показать, что Западу выгоднее иметь его в друзьях, чем в противниках. В итоге никакой дружбы с позиции силы не получилось, а партнерство превратилось в конфронтацию.
Зато во внутренней политике все оставалось неизменным. Коррупция радовала коррупционеров тем больше, чем выше были цены на нефть, и никакие призывы генерала Черкесова к «воинам», которые не должны превращаться в «торговцев», ни на что не влияли. Избирателем манипулировали, как хотели. Возник таинственный «план Путина», про который до сих пор конкретно ничего не известно, однако эта неизвестность не мешала в те годы обывателю отдавать голоса за «Единую Россию» и за Дмитрия Медведева, как преемника Путина на президентском посту.
Таким образом, трансформация режима на втором сроке Путина состояла в том, что голуби на Смоленской площади обернулись ястребами, стервятники на госслужбе разжирели так, что утратили всякую бдительность, а буревестники, зовущие к переменам, стали задумываться о том, не пора ли улетать в южные страны.
Ястребы против стервятников
За те четыре года, пока Медведев неуверенно манил страну той свободой, которая лучше, чем несвобода, в кругах серьезных людей вызревала поистине радикальная трансформация путинского режима. Связана она была с переходом экономики после 2008 г. в состояние длительной стагнации, оборачивающейся стагнацией (или даже падением) реальных доходов. Бедной страной нельзя управлять так же, как богатой, а потому, лишь только у населения исчезли иллюзии, будто путинский режим сделает общество преуспевающим, манипулятивная система управления всерьез зашаталась. Болотное дело и давление на независимые СМИ могли бы иметь большие последствия, поскольку Кремль не желал допускать новых протестов, сопоставимых по масштабу с теми, что были горячей зимой 2011 – 2012 гг. Однако массированное применение силы в тот момент не понадобилось, поскольку у манипулятивной системы обнаружился резерв. Присоединение Крыма к России так вдохновило широкие массы населения, что с весны 2014 г. общество в целом вновь стало лояльным. Власть теперь держалась на чистом манипулировании, поскольку у народа не было оснований радоваться личным выгодам от правления Путина. Однако на четыре года этого манипулятивного маневра вполне хватило.
А вот на оси «коррупция – монополизация ренты» произошли большие сдвиги. Силовики получили карт-бланш на «отстрел» разжиревших стервятников и на установление собственного контроля над неформальной финансовой сферой. Это тоже, бесспорно, было следствием проблем, возникающих в хозяйственной системе. Масштабы коррупции теперь оказались столь велики в сравнении с застойной экономикой, что лояльность чиновников уже не окупала издержек, возникающих из-за непрерывного прироста числа взяточников. Возникла опасность, что красть станут гораздо больше, чем производится, а потому право на получение ренты Кремль попытался сохранить лишь за людьми из самого высшего государственного слоя и их деловыми партнерами. А губернаторы, министры, армейские генералы и полковники спецслужб теперь запросто могли отправиться за решетку, если брали не по чину. А не по чину брали многие, поскольку до 2012 г. практически любой чин давал право нахапать столько, сколько соответствующий искатель ренты мог переварить.
Силовой режим вместо манипулятивного
Со всем этим политическим «багажом» мы подошли к обнулению. Что-то в этом роде Путин вынужден был сделать для сохранения власти. Отказ от реформ при «втором режиме» обрек экономику на стагнацию после обрушения цен на нефть, и никуда уже Путину от этой стагнации не деться: вновь завоевать поддержку избирателей за счет увеличения реальных доходов населения не получится. Переход от партнерства к конфронтации вместе с операцией «Крымнаш» обрек Путина на санкции, снять которые так и не удалось, причем гораздо хуже формальных санкций оказалось то, что наша экономика рассматривается зарубежными инвесторами, как горячая точка, от которой надо держаться подальше. Так что и здесь успехов не ожидается. Ну, а монополизация ренты наряду с расправой над бюрократией постепенно устраняет ту административную базу, на которой худо-бедно держится путинский режим. Рано или поздно госаппарат махнет на все рукой, поскольку выгод от работы на хозяина становится все меньше, а опасностей все больше.
Обнуление, по сути дела, означает сдвиг от манипуляций с избирателями к откровенному силовому подавлению. Сегодня мало кто понял, конечно, что, голосуя за поправки в конституции, народ голосовал за вечного Путина у власти. В обнулении разобрались лишь те, кто следит за политикой, а таких у нас меньшинство. Но в 2024 г. суть того, что Кремль продавил в 2020 г., окажется ясна для всех. К тому времени, кстати, еще больше станет недовольство уровнем доходов и развитием экономики. К тому времени, Путин перевалит на восьмой десяток и утратит всякие остатки своей харизмы. К тому времени трудно будет хотя бы создать иллюзию честности того бросания бумажек в урны, которое давно уже не является реальными выборами. И, соответственно, в арсенале у Путина останется лишь силовое подавление людей, несогласных с пожизненным правлением надоевшего первого лица.
То, что произошло в Беларуси этим летом, показывает, что может случиться у нас весной 2024 г. Не в прямом смысле, конечно. Силовой потенциал Путина больше, чем силовой потенциал Лукашенко. Возможно подавление окажется жестче, или даже не потребуется в широких масштабах, поскольку российское общество поймет бессмысленность выступлений. Но в любом случае это будет уже жесткий силовой путинский режим, а не тот манипулятивный, который до последнего времени у нас существовал. Это будет режим, отказавшийся от всяких реформ, но не сумевший при этом сохранить хотя бы стабильность. Это будет режим, рассорившийся со всеми потенциально полезными партнерами и удержавшийся от конфронтации лишь с набирающим мощь Китаем, который не станет рассматривать слабеющую Россию в качестве равного партнера. Это будет режим, в котором большая часть богатств сосредоточится на самом верху властной пирамиды, а люди, обладающие этими богатствами, будут держаться у власти лишь за счет применения силы или угрозы силовых акций. И, кстати, Путин им не очень-то будет нужен для сохранения режима, поскольку стареющий лидер, утративший харизму, уже не выполняет полезных функций в механизме поддержания власти.
Впрочем, скорее всего Путин удержится на верхушке пирамиды еще довольно долго после 2024 г. Как долго – это вопрос не политический, а, скорее, медицинский. Но рано или поздно режим останется без Путина. И вот вопрос: кому и для чего нужен будет подобный авторитарный режим в условном 2042 году? Кто, кроме узкого круга силовиков, будет выигрывать от его сохранения? Нужен ли будет такой режим нищающему населению, бюрократии, задавленной силовиками, и бизнесу, у которого окажется значительно меньше возможностей богатеть и значительно больше обязанностей по разделу богатств с теми, кто держит в руках пистолет?
