Приключениями разного рода богат не только украинский язык, в чьей истории почти пара сотен только официальных запрещений и стеснений только в царское время, но и русский.
Не кто иной, как первый русский философ Петр Чаадаев, например, не решался писать по-русски. Этого языка ему хватало для общения с холопами, а также с нижними чинами в армейскую бытность, но, чтобы войти в историю утверждением, что Россия не что иное, как безнадежная прореха на человечестве, ему потребовался французский.
Своё русское безъязычие он ставил в вину родному государству. Так и написал на самый его верх, предлагая себя в чиновники по части образования.
При всей своей легендарной заносчивости не только в отношениях с русской цивилизацией, но и с друзьями-приятелями, он был на редкость простодушен - как и положено крупному таланту.
Ну, вот представим себе.
Наскучив блистанием в Английском клубе и сильно поиздержавшись, отставной ротмистр просится у царя на службу по дипломатической части. Царь отвечает: нет, давай по финансовой. Это звучит как насмешка. Перед ним ведь человек, чья хозяйственная жилка позволяет ему только до нитки обирать своих крестьян без заметной пользы для себя.
Философ - невозмутимо: ну, определите тогда меня по народному образованию, которое у вас в таком загоне, что даже я, не последний из сынов отечества, не волоку по-русски.
Это он – в адресованной небезызвестному Бенкендорфу препроводиловке.
Александр Христофорович хватается за голову: видал, мол, наглецов на своем веку, одни декабристы чего стоят, да и сам не ангел, но таких - не приходилось.
Свое письмо великий автор получил назад нераспечатанным.
Вспоминаю это в дни, когда на нет неудержимо и, пожалуй, на сей раз невозвратно сходят оба языка: и украинский, и русский, по каковому поводу то там, то здесь устраиваются «КОВОРКИНГИ», на которые никто не является.
