Года за два с чем-то до войны дочка Катерины Настя купила себе щенка, оказавшегося сучкой, назвала его Марусей, поселила у себя в комнате и стала воспитывать.
В этой комнате она жила с восьмого класса уже не членом семьи, а, по существу, квартиранткой: сама себе стирала и гладила, часто готовила, приводила, никого не спрашивая, гостей обоего пола, кого-то иногда оставляла ночевать. С девятого класса стала что-то зарабатывать себе на жизнь. Где именно, как и сколько – никого не касалось.
Маруся быстро выросла и окрепла, но осталась почти такой же крошкой, какой была куплена – меньше самой изящной кошечки. Глядя на неё, муж Катерины, а Настин отчим Максим недобро отзывался о неведомом заграничном селекционере, который то ли по приколу, то ли по прихоти какой-то богачки вывел такую породу.
Более того, Маруся оказалась не способной лаять. Во всяком случае, никто из домашних не слышал её лая ни по своему адресу, ни на кого-либо из приходящих. Не откликалась она и на лай соседских собак. Явилось подозрение, что такая, значит, порода. Если эти грёбаные селекционеры смогли свести нормальные собачьи габариты до крысиных, то что им мешало – тоже в угоду какой-нибудь богатой двуногой сучке – вывести глухонемую четвероногую?!
Вскоре, однако, выяснилось, что Маруся хоть и немая, но слава богу, не глухая, и очень даже по-хорошему не глухая. Ничего ей так не нравилось, рассказывала Настя отчиму, как слушать, замерев, музыку. От Шопена на её глазки наворачивались слёзы. Как она, то есть, Настя, могла разглядеть слёзы у такой крохи, понять невозможно, говорил Максим Катерине. Той слушать Настины рассказы о её сучке было некогда: на ней был дом, огород в сорок соток, двор, забитый птицей, отара овец из тридцати голов.
Когда началась война, Настя записалась в армию, купила себе обмундирование, тёплое бельё, обувь, рюкзак и прочее, что ей то ли посоветовали, то ли приказали в военкомате. Посоветовали или приказали, Катерина не стала вникать, а дочка в это её не посвятила, как и во все своё остальное с восьмого класса.
В новом наряде Настя прошлась, слегка покачивая бёдрами, по двору. Отчим сказал, что эту форму следовало бы внедрить в моду для всей женской части гражданского населения – она только прибавляет интереса ко всему, что под нею.
Перед отъездом в часть Настя передала Катерине ключ от своей комнаты и отпечатанную на принтере инструкцию насчёт Маруси с упором на то, что девочка любит, чтобы её хотя бы раз в сутки расчёсывали, уделяя особое внимание хохолку.
Так Катерина впервые за несколько лет побывала в комнате дочки. У порога лежал Марусин водонепроницаемый коврик, в углу, в крошечном размалёванном шкафчике – её посуда и небольшой запас корма. Теперь требовалось каждое утро выпускать её во двор, менять воду в блюдце, в полдень всю её расчесать, что-то подстричь, подправить хохолок. Ничего вроде трудоёмкого, но в перечень ежедневных дел всё-таки добавка, отчасти досадная, ибо ничто не должна быть пропущено или сокращено. Настя звонит каждый день и первым делом интересуется Марусей, а когда спешит, то больше ничем.
Где находится дочка, Марина не знает. Со слов Насти ей известно только то, что в шести часах езды легковой машиной. В какой стороне света, соображай сама. Такой порядок сам собою установился с первых дней войны и спокойно принят всеми в Украине, кого он касается. Через пару месяцев после отъезда Насти ушёл в армию и Максим, и где он находится со своей частью и чем там занят, тоже неизвестно. Звонит раз в неделю, по воскресеньям. Насте Катерина звонит сама, каждый день.
С месяц назад к Катерине явился солдат с поручением взять Марусю и доставить Насте в часть. Он привёз четверых раненых в больницу для заключительного лечения. На заднее сиденье его машины была перенесена подстилка, на неё помещена Маруся с наказом вести себя всю дорогу так, чтобы водителю не пришлось отвлекаться на её капризы и разные происшествия с нею. Каждый час Катерина справлялась, как выполняется этот наказ. Вела себя сучка всю дорогу отменно. На все звонки солдат отвечал одинаково: «Спит ваша Маруся».
Главное из существенного, что сообщила через день Настя, было то, что почти сразу после их встречи Маруся, наконец, залаяла. Катерина поинтересовалась, как это произошло.
- Не знаю. Может, она испугалась, – вырвалось у Насти.
- Чего испугалась? – крикнула Катерина. – Пальбы?! Взрывов?!
- Ой, тебе всюду взрывы слышатся, – сказала Настя. – Я её не спрашивала. Залаяла – и ладно, и хорошо. Ничего с нею не случилось.
- А если с тобой что случится? – вырвался у Катерины вопрос, задавать который Настя запретила ей ещё в день отъезда.
- Не беспокойся. Марусю тебе доставят в целости и сохранности, я договорилась.
В этом месте своего рассказа Катерина встала из-за стола, за которым перебирала стрючки гороха.
- Вы тут немного посидите, а я пойду поплачу.
