Промежуточные выборы в Конгресс заслонили в Соединенных Штатах тему России. Новые санкции вряд ли будут обсуждаться в ближайшие недели. Однако санкционную повестку наверняка вспомнят в следующем году, и уже сейчас становится понятно, какие новые — и весьма тревожные для Кремля — мотивы зазвучат в ее обсуждении
На протяжении многих лет одной из мантр отечественной внутренней и внешней политики оставалась борьба с терроризмом. Ею оправдывали ограничение демократических свобод, на ее основе собирались выстраивать отношения с Западом. Она же упоминалась в качестве причины российского вмешательства в конфликты далеко за пределами наших границ. В мире отношение к этому явлению всегда было крайне негативным — и оно не могло быть никаким иным. С 11 сентября 2001 года, дня реального начала XXI века, никто из официальных политиков более не сомневался в новом водоразделе: Either you’re with us or you are with the terrorists («Или вы за нас, или — за террористов»), как заявил Джордж Буш-младший уже через десять дней после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне. И подобное отторжение остается доминирующим, хотя трактовка терроризма становится то более, то менее расширительной, меняясь в зависимости от политической ситуации, а также целей того или иного правительства.
Россия вошла в XXI столетие как один из лидеров борьбы против терроризма, однако, по мере того как она «вставала с колен», ее поведение менялось. Причин тому было много. Во-первых, знаменитая формула «мочить в сортире», адресовавшаяся боевикам, засевшим в горах Чечни, распространилась и на их «пособников», а кроме того, стала применяться по сути экстерриториально. Мы видели это в случае убийства Зелимхана Яндарбиева в Катаре в 2004-м и в случае отравления Александра Литвиненко в Лондоне в 2006-м. Во-вторых, по мере того как менялось отношение России к ее «партнерам», многие из них начинали записываться Кремлем в террористы — и в этой ситуации поддержка их оппонентов уже выглядела оправданной. В-третьих, по мере того как Москва уличала Запад в попытках свержения «легитимных властей» от Милошевича до Хусейна и от Каддафи до Януковича, сопротивление подобного рода действиям также перестало восприниматься как терроризм, даже если оно велось с применением сугубо террористических приемов. И наконец, по мере нарастания глобальных конфронтаций Россия все больше стала действовать по принципу «цель оправдывает средства».
В западном мире «смена вех» оказалась не столь масштабной. Там изначальная трактовка терроризма не претерпела серьезной трансформации, и террористов продолжали считать таковыми независимо от того, были они «чужими» или «своими». И если можно заподозрить страну в том, что она действует террористическими методами, ничего страшнее этого обвинения не могло и быть. Сегодня в мире насчитываетсядо 200 организаций и групп, которые хотя бы одно государство причисляет к террористическим, но стран, которые американское правительство обвиняет в поддержке терроризма, всего четыре: это Иран, Северная Корея, Судан и Сирия (в прошлые времена в список входили Куба, Ливия, Ирак и Южный Йемен). Это те страны, которые вряд ли смогут стать нормальными членами международного сообщества, не избавившись от подобного статуса.
Когда в 2014 году Россия аннексировала Крым и развязала войну на Украине, власти в Киеве впервые обвинили Москву в пособничестве террористам, а после уничтожения пророссийскими боевиками малайзийского пассажирского самолета такие обвинения зазвучали уже и в Европе. Однако по-настоящему серьезной ситуация стала выглядеть с весны этого года, после инцидента в Солсбери. Именно тогда в США прозвучали первые голоса, требовавшие (как это сделал, например, сенатор-республиканец от штата Колорадо Кори Гарднер) включить Россию в список стран — спонсоров терроризма, составляемый Госдепартаментом. В те же дни тогдашний госсекретарь и кавалер российского ордена Дружбы Рекс Тиллерсон распорядился оценить возможность подобного решения, но затем стремительно отказался от этого плана по оставшимся неясными причинам. Через три месяца сенатор Линдси Грэм внес в Конгресс проект билля S.3336 под говорящим названием Defending American Security from Kremlin Aggression Act of 2018 («Закон о защите безопасности Америки от агрессии Кремля»), статья 701 которого требовала от Госдепартамента рассмотреть вопрос о соответствии России критериям включения ее в известный список.
Отечественные политические деятели отнеслись к подобной угрозе с присущими им легкостью и пофигизмом: Дмитрий Песков назвал данное предложение «лежащим за гранью здравого смысла». Проблема, однако, в том, что закон и «здравый смысл» далеко не всегда являются материями идентичными, так что этот тезис не выглядит доказательством того, что такое развитие событий невозможно.
Дискуссия, развернувшаяся в США весной и летом этого года, в некоторой степени сошла на нет по двум причинам. С одной стороны, большое количество экспертов и политиков пришли к выводу, что значительная часть обвинений в адрес России строится на основе поддержки ею боевиков, действующих на Украине, или правительств, которые даже если и могут считаться применяющими террористические методы, тем не менее сами страдают от действий террористов. При этом многие акцентировали внимание на том, что отношения с Москвой критически важны для решения мировых проблем — и поэтому такое решение принесло бы больше вреда, чем пользы. С другой стороны, Конгресс не приступил к рассмотрению законопроекта S.3336 по существу ввиду приближения промежуточных выборов, и хотя сейчас в Кремле почему-то полагают, что никаких серьезных новых санкций против России до весны рассматриваться не будет, это мнение имеет под собой мало оснований.
Можно быть практически уверенным в том, что в ближайшие месяцы дискуссия о Кремле как центре террористической активности возобновится в Вашингтоне с новой силой, и на это есть две новые веские причины.
С одной стороны, объектом пристального внимания стали не только действия российских спецслужб за рубежом (в Великобритании с отравлением Скрипалей, в Черногории — с попыткой переворота, или еще где-либо), но и факт создания Кремлем частных армий при формальном отрицании за них ответственности, что считается классическим элементом поддержки террористических методов и организаций. Эти боевики проявили себя в Восточной Украине; армия США вошла с ними в боевое столкновение в Сирии; задокументировано их присутствие почти в десятке африканских стран, в том числе в Центральноафриканской Республике, где неизвестные убили в конце июля трех российских журналистов. При этом человек, которого считают ответственным за создание этих сил, сидит на официальных переговорах в российском Министерстве обороны, а 357 (!) «ихтамнетов» обращаются в Международный уголовный суд, требуя дать оценку действиям тех, кто вовлек их в сомнительную службу и отдавал им приказы. Все эти новости имеют в Вашингтоне серьезный резонанс, как и сообщения о том, что Россия помогала Ирану продавать нефть в Сирию, прямо направляя вырученные средства на финансирование «Хезболлы» и ХАМАСа. Поэтому я бы предположил, что, как только 116-й Конгресс приступит к работе, вопрос об S.3336 тут же вернется в повестку дня.
Перспектива того, что вопрос о статусе России как спонсора терроризма будет поднят, и даже того, что этот вопрос будет решен положительно, крайне реалистична
С другой стороны, за прошедшее время случились довольно знаковые для российско-американских отношений события — от провальной встречи президентов в Хельсинки до заявления Вашингтона о выходе из договора по РСМД, — и все это предполагает, что возможность диалога с Россией и польза от сотрудничества с ней «по широкому кругу проблем» de facto поставлены под вопрос. Только что предпринятая Россией попытка заблокировать расширение мандата Организации по запрещению химического оружия и противостояние западных стран и российских лоялистов на выборах главы Интерпола дают американским политикам понять, что надеяться на полезность Москвы в решении любых серьезных вопросов международной политики попросту наивно.
Поэтому, на мой взгляд, перспектива того, что вопрос о статусе России как спонсора терроризма будет поднят, и даже того, что этот вопрос будет решен положительно, крайне реалистична. Конечно, это не означает, что с этого момента с Кремлем «никто не будет разговаривать», вовсе нет. Ведь в 2015 году, когда в Вене много месяцев шли переговоры о ядерной сделке с Тегераном, Иран находился в таком же статусе, и это не воспрепятствовало заключению с ним критически важного соглашения. Но это будет небольшим утешением для России, так как данный статус фактически автоматически ведет к крайне серьезным последствиям. Почти во всех случаях, когда страна попадает в список спонсирующих терроризм государств, против нее применяют серьезные финансовые меры, причем среди первых — ограничение любых международных трансакций для банков с госучастием. Все российские активы, в том числе и частные, на территории США могут быть «поставлены на контроль», а американское правительство обязано будет заморозить все выданные гражданам страны — спонсора терроризма визы и прекратить прием от них иммиграционных заявок. Причем это меры, которые будут предприняты с почти стопроцентной вероятностью, но ими дело может не ограничиться.
Собственно говоря, основной вопрос, который сейчас напрашивается, довольно прост. Можно понять, для чего Путин вводил войска в Крым и затевал войну на востоке Украины: эти авантюры по крайней мере принесли ему дополнительные очки во внутренней политике, а Донбасс в какой-то момент можно было попробовать на что-то «разменять». Однако происходящее в последнее время не поддается здравому осмыслению. Зачем поддерживать в Сирии диктатора-неудачника, если ты его даже не контролируешь? Для чего выстраивать цепочки взаимодействий с «Хезболлой» и ХАМАСом, если любому понятно, что никто из сотрудничающих с этими организациями не будет признан Западом рукопожатным? Для какой нужды принимать в Министерстве иностранных дел переговорщиков «Талибана»? Так ли необходимо убивать своих собственных бывших шпионов, разбрасывая флаконы с отравляющим веществом по чужим странам? И наконец, зачем «закрепляться» в той же Африке с использованием бандформирований, которые молва связывает с человеком, появляющимся в Кремле и Генеральном штабе? Ведь даже воображаемая польза от таких экзерсисов близка к нулю, в то время как шанс стать покровителем «большого террора» в глазах всего цивилизованного сообщества велик, как никогда. Задумываются ли о таких «мелких» вопросах в Кремле, сказать сложно. Однако я уверен, что если там о них не задумываются сейчас, то уже очень скоро о них придется задуматься многим простым россиянам. О чем можно будет лишь пожалеть.
