Почти каждый год в день рождения Михаила Шолохова вновь и вновь вспыхивают дискуссии об авторстве «Тихого Дона». Для многих факт плагиата давно уже аксиома, у многих в запасе огромный арсенал аргументов за авторство Шолохова.
Споры будут продолжаться еще долго — в конце концов и личность Шекспира, творившего пять веков назад, до сих пор вызывают жгучие распри. Но как вечен и неоспорим «Гамлет», так вечен и неоспорим останется «Тихий Дон» — одно из главных произведений не только советской, но и мировой литературы ХХ века. Пусть спорят знатоки и фанатики, а мы в день 115-летия Михаила Шолохова вспомним того, кто остался навечно в истории под именем Григория Мелехова — прототипа главного героя, донского казака Харлампия Ермакова.
Когда Шолохов затевал «Тихий Дон», главный герой носил другое имя — его звали Абрам Ермаков. Впоследствии, когда прототип был в одночасье обвинен в контрреволюционной деятельности и расстрелян, писатель придумал герою новое имя. Так появился Григорий Мелехов.
Известно, что Ермаков дружил с родителями Шолохова, а потом и сам Михаил Александрович неоднократно встречался с Харлампием Васильевичем, и особенно часто — в 1926 году, между двумя арестами, второй из которых закончился расстрелом. Сохранилось письмо, в котором Шолохов просит разрешения приехать к Ермакову. «Уважаемый товарищ Ермаков, — писал Шолохов, — мне необходимо получить от вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 г. Надеюсь, что вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Сведения эти касаются мелочей относительно восстания Войска Донского». Это письмо фигурировало потом в качестве вещественного доказательства при обвинении Ермакова.
Жизнь Ермакова была очень похожа на жизнь Григория Мелехова. С той только разницей, что судьбу Григория читателю предоставили додумать самому — мы прощаемся с героем в тот момент, когда он хоронит любимую Аксинью.
Харлампий Ермаков родился в 1891 году на хуторе Антипове в станице Вешенской. Под одной версии, его дед в свое время женился на турчанке, как и дед Мелехова, и при желании в его внешности можно найти нездешние черты. Впрочем, и среди донских казаков не было светлоглазых блондинов — это было племя темноволосое и темноглазое. По другой версии, его бабкой была не турчанка, а цыганка. В Первую мировую Ермаков попал на фронт, был ранен 14 раз, получил четыре георгиевских креста, несколько медалей и наградной пистолет. Рассказывали, что в бою он дрался как лев, был необычайно силен и меток, и шашкой орудовал на горе врагам превосходно — головы так и летели.
После войны он вернулся к себе на хутор, зажил вроде бы мирной жизнью— пахал землю, поднимал детей, — но дальше его жизнь представляет собою бесконечные трагические метания, которые Шолохов и описал в «Тихом Доне». В июне 1917-го Ермакова вновь призывают в армию — на этот раз в Войско Донское. Судя по всему, он был довольно заметной и популярной фигурой в полку и вообще на Дону — его вскоре избирают в Областной военный комитет (это был казачий орган самоуправления).
Революцию он принял, как принял ее и Григорий Мелехов. Ермаков примкнул к отрядам Федора Подтелкова — одного из руководителей революционного казачества на Дону. Но пробыл он там недолго — Подтелков отличался жестокостью, о его зверствах по отношению к врагам революции ходили мрачные легенды, и Ермаков быстро разочаровался в выбранной стезе. Тут как раз подоспело антибольшевистское Вешенское восстание, в котором Ермаков довольно активно участвовал и которое потом окажется для него роковым.
За участие в восстании ему присваивают чин есаула, а вскоре Ермаков сдается в плен красным. Это были времена, когда хороших командиров еще не расстреливали направо и налево, и кто-то из грамотных красных служак настоял на том, чтобы Ермакову не только сохранили жизнь, но и предложили должность в Красной армии — военные и организаторские таланты Харлампия были хорошо известны не только ближнему окружению. К тому же у красных уже было множество казаков, которые хорошо знали Ермакова, и они дружно за него вступились. И Ермакова опять «покраснел». Ему предложили создать бригаду из остатков белоказаков, переметнувшихся к красным. Позже эта бригада влилась в дивизию Буденного, и сам усатый комдив очень лестно отзывался о Ермакове, считая его выдающимся рубакой.
Если додумать продолжение «Тихого Дона», то вариантов судьбы Григория Мелехова нет — его судьба наверняка повторила бы судьбу прототипа. Но кто бы стал публиковать роман с таким концом на исходе 20-х гг.? Шолохов все прекрасно понимал, потому и закончил роман многоточием. Правда, «умертвил» дочку Мелехова. «Полюшка умерла осенью… от глотошной», — рассказывает сын Григория Мишатка вернувшемуся домой отцу. Глотошной тогда называли скарлатину. В жизни же Полюшка, дочь Ермакова, дожила до глубокой старости и умерла в конце 90-х. Домашние звали ее Полюшкой, хотя полное ее имя было Пелагея. Сын Ермакова Иосиф обладал характером буйным, невыдержанным. В начале войны, хватанув на радостях самогона после выписки из госпиталя, решил поскорее догнать своих, для чего ни много ни мало угнал самолет. Разумеется, дальше он воевал в штрафбате. Прошел всю войну, а погиб в 1960-м в результате несчастного случая — упал с грузовика. Почти все потомки Харлампия Васильевича остались в Вешенской, многие живут там до сих пор.
На немногих сохранившихся фотографиях Харлампия Ермакова мы видим красавца-казака с выбившимися из-под фуражки кудрями, черноусого, горбоносого — именно таким большинство из нас и представляют себе Григория Мелехова. В романе Шолохов так описывает Гришку: «…младший, Григорий, в отца попер: (…) такой же, как у бати, вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул обтянуты коричневой румянеющей кожей».
В 1980 году шофер-дальнобойщик Иван Калеганов, влюбленный в роман «Тихий Дон», в одиночку соорудил памятник Харлампию Ермакову и тайком установил его на окраине Вешенской. На камне было высечено: «Прототипу главного героя «Тихого Дона», лихому рубаке и отчаянно храброму человеку. 1893 - 1927 гг.». Памятник простоял ровно неделю…
