Чтобы помнили. Фильм 74. Анатолий Ромашин

Чтобы помнили. Фильм 74. Анатолий Ромашин

Анатолий Ромашин родился 1 января 1931 года в Ленинграде. 

Папа Анатолия, Владимир Васильевич, был коренным питерцем, рабочим. Мама — Лидия Николаевна - была эстонкой. У Анатолия был брат Владимир. В семье Ромашиных все знали музыкальную классику и были любителями оперного пения. Когда за столом собирались гости, то исполнялись не народные песни, а оперные арии. В детстве Анатолий отличался любознательностью, увлекался литературой и любил ходить с родителями в театр. 

Когда началась война, отец Анатолия ушел на фронт. Позже брат Ромашина Владимир рассказывал, как их вывозили из блокадного Ленинграда по Ладоге 26 апреля: «Идет колонна машин, льда уже практически нет, и одна машина — бултых, другая проехала дальше, опять одна — бултых, другая едет дальше». Ромашины по счастливой случайности оказались в той машине, которая проехала дальше.

После окончания школы Анатолий Ромашин поступил в ремесленное училище, потом пошел в армию, где служил в морском флоте - на подводной лодке на Дальнем Востоке. 



После демобилизации он решил вместе с Александром Лазаревым, с которым дружил с детства, поступить в Школу—студию МХАТа на курс В.Я.Станицына. С Лазаревым Ромашин познакомился в балетной студии во Дворце пионеров, где они занимались в разных кружках. Перед началом экзаменов надо было сдать документы, но у Ромашина и Лазарева были аттестаты с плохими оценками, и тогда Ромашин пошел на блошиный рынок, где купил два пустых аттестата, и выставил в них хорошие оценки. Александр Лазарев рассказывал в интервью о Ромашине: «Нас взяли по существовавшей в советское время разнарядке, согласно которой в вузах должны были учиться студенты из самых разных регионов страны. Поэтому на нашем курсе было много не москвичей. Поскольку Толя был старше меня лет на семь, да к тому же еще и морской офицер, он всегда по отношению ко мне был лидером. Когда мы поступили и нас пригласили в Москву с вещами, я еще не сдал экзамен на аттестат зрелости. Помню, сижу дома, учу историю. Приходит Толя и спрашивает: «Что делаешь?» — «Да вот, — говорю, — занимаюсь». И тогда он берет мой учебник и просто выбрасывает в окно. Хорошо, что под окном в этот момент никого не было, а то на нас бы еще и уголовное дело завели. «С ума сошел!» — испугался я. Он в ответ только рассмеялся: «Ты что, не понимаешь, что мы с тобой уже студенты?! Какая история? Брось, пошли гулять!» В этом поступке весь Толя с его характером — решительным, творческим и в то же время взбалмошным. Чувствовал он себя лидером и на нашем курсе — всех нас строил. По утрам, когда мы, проснувшись, что—то немудреное себе готовили, бегал за нами с раскаленной сковородкой и заставлял делать зарядку — в противном случае грозил приложить ее к спине. Мы, конечно, понимали, что это шутка, но зарядку все—таки делали». 



Альберт Филозов, также учившийся с Анатолием Ромашиным на одном курсе, позже в интервью рассказывал: «Толя был заводилой, с большим чувством юмора, придумывал все время что-то невероятное, за что мы выбрали его старостой нашего курса. На первом курсе мы с ним жили в одной комнате общежития — оба же не москвичи. Дело в том, что летом 54—го МХАТ, гастролируя в разных городах, объявил прием в Школу—студию. Мы показались, и нас приняли, а где—то в середине августа уже были в Москве, готовились сдавать общеобразовательные экзамены. Мы с Юрой Гребенщиковым приехали из Свердловска, а Толя с Сашей Лазаревым — из Ленинграда. Жили на Трифоновке, в помещении бывших казарм, построенных во время Первой мировой войны для австрийских военнопленных. Со временем, как мы шутили, казармы были признаны непригодными для жилья и переданы Министерству культуры под общежития, которые окрестили Трифопагом. Есть хотелось ужасно! Рядом находился Рижский вокзал, а там прямо на путях стояли накрытые брезентом платформы с огромными астраханскими арбузами. По ночам мы бегали их воровать, а потом с удовольствием съедали. Толя был старше всех нас, до поступления он три года отслужил на флоте. Поначалу пытался устраивать в общаге армейские порядки, по утрам кричал: «А ну, салаги, вставайте!» Но мы довольно быстро его от этого отучили. Москвички с нашего курса взяли над нами шефство — приносили что—нибудь поесть, мы еще очень неумело пытались подбивать к ним клинья. Но Толя — совсем другое дело, к нему приходили удивительные девушки — красивые, модно одетые, уверенные в себе. К нашему удивлению, он ими явно пренебрегал: было видно, что как хочет, так ими и вертит. Мы на это смотрели, буквально открыв рот, ведь на курсе его, в отличие от Саши Лазарева, особым красавцем никогда не считали».



После окончания Школы—студии МХАТ в 1959 году Анатолий Ромашин пришел в труппу Театра имени Маяковского, где проработал до 1984 года и сыграл во множестве театральных постановок по произведениям Островского, Достоевского, Булгакова и Брехта: Рисположенского в «Банкроте», Князя К. в «Дядюшкином сне», Голубкова в «Беге», Эйлифа в «Мамаше Кураж и ее детях» и во многих других спектаклях. В 1977 году за театральные работы Анатолий Ромашин был удостоен Государственной премии России. После того как Ромашин ушел из театра Маяковского, Александр Лазарев в интервью рассказывал: «Толе всего было мало, он всем хотел заниматься. Вместе с нашим главным режиссером Андреем Александровичем Гончаровым он ставил спектакль «Венсеремос, или Интервью в Буэнос—Айресе» по пьесе Генриха Боровика. Ромашин понимал, что может это делать и один, а в театре такой возможности у него не было. Уйдя, играл в «Театре Луны» у Сергея Проханова, взял курс во ВГИКе, воспитал учеников, среди которых есть и известные актеры — Эвклид Кюрзидис, Алена Бабенко. Он, как Треплев в «Чайке», построил во дворе своей дачи сцену, на которой хотел играть спектакли со своими студентами». В 1990 году актер вернулся в театр Маяковского и сыграл одну из лучших его ролей — Клима Самгина в постановке Андрея Гончарова «Жизнь Клима Самгина» по роману Максима Горького.



С 1992 года Анатолий Ромашин работал в «Театре Луны», сыграв в спектаклях «Фауст», «Ночь нежна» и «Византия». Журналист Ксения Ларина о нем писала: «Он был умным актером и никогда этого не скрывал. Он был умным соперником, что является чуть ли не важнейшим в канонической связке реализма — герой—антигерой. 0н был оппонентом Дон Кихота и Сократа, ему блестяще удавались подлецы: человеческие пороки — предательство, лицемерие, изворотливость — были объектом его исследований. Но никогда — глупость, которая вряд ли могла быть ему интересна. Он был великолепным партнером». 

Свою первую роль в кино Ромашин исполнил в 1959 году в фильме «Ветер», поставленном Владимиром Наумовым, после чего актер сыграл в огромном количестве фильмов. 



В частности, им были сыграны роли в фильмах «На семи ветрах» режиссера Станислава Ростоцкого в 1962 году, «Именем революции» режиссера Генриха Габая в 1963 году и «Знакомьтесь, Балуев!» режиссера Виктора Комиссаржевского в 1963 году. Но по—настоящему этапной ролью для Ромашина стала работа в картине «Агония», снятой Элемом Климовым в конце 70—х годов. Анатолий Ромашин сыграл в этом фильме царя Николая II. Именно в этой роли наиболее полно проявился мощный актерский дар Анатолия Ромашина. Но картина после выхода в прокат в 1975 году была запрещена, пролежала «на полке» до начала перестройки, и зрители смогли вновь ее увидеть лишь в 1985 году. Альбер Филозов рассказывал: «Героями—любовниками у нас были опять—таки Саша Лазарев и Юра Гребенщиков. Толе же все больше доставались роли дядюшек в водевилях. В «Дяде Ване» он дико смешно играл профессора Серебрякова — причем делал это, мягко говоря, нетрадиционно. Толя все время искал разные интонации для одних и тех же реплик. Например, фразу: «Который теперь час?» произносил на все лады, выделяя то одно, то другое слово: «Который теперь час? Который теперь час? Который теперь час?» Мы называли это театром интонаций, хохотали и тоже искали разные интонации. Я никогда не думал, что Толя будет со временем играть серьезные роли. Когда он что—нибудь такое делал на курсе, над ним смеялись, потому что всерьез его не воспринимали. Поэтому, увидев «Агонию», я был приятно поражен его исполнением роли Николая II. Недаром после этой картины друзья шутя переименовали его в Романова и обращались: «Ваше Величество».



В семидесятые годы Анатолий Ромашин много играл в кино. Им были сыграны роли в фильмах «Совесть» режиссера Юрия Кавтарадзе (1974 год), «Следствие ведут знатоки. Дело N10. Ответный удар» Вячеслава Бровкина и «Дни хирурга Мишкина» Вадима Зобина. В 1978 году режиссер Анатолий Васильев пригласил актера сняться в мелодраме «Фотографии на стене». 



Также Ромашину хорошо удавались роли в экранизациях российской классики, в частности, он сыграл Герасима Кузьмича Петрина в картине «Неоконченная пьеса для механического пианино», снятой Никитой Михалковым в 1977 году. Зрителям также запомнились работы Ромашина в таких картинах, как «На семи ветрах» режиссера Станислава Ростоцкого, «Освобождение» режиссера Юрия Озерова, «Несколько дней из жизни И.И.Обломова» режиссера Никиты Михалкова, «Анна Павлова» режиссера Эмиля Лотяну и «Десять негритят» режиссера Станислава Говорухина. Всего Анатолий Ромашин сыграл в кино более ста ролей. Режиссер Константин Худяков, у которого Анатолий Ромашин снялся в фильмах «Успех», «Самозванцы» и «Смерть в кино», рассказывал: «Толю я впервые увидел в Театре имени Маяковского в спектакле «Дети Ванюшина». Он потрясающе играл Константина, и я понял: Ромашин — замечательный комедийный актер, в то время как наш кинематограф упорно тащил его в герои. С тех пор мы и начали с ним сотрудничать, он снимался у меня в нескольких картинах. Даже дожив до седых волос, он был открыт миру, как ребенок, а потому беззащитен и в то же время вспыльчив. Любую неурядицу Толя воспринимал как впервые, он в этом смысле очень раним. Мы, близкие друзья, подтрунивали над ним: «Ну сколько раз тебе дать по носу, чтобы ты понял, что не надо общаться с такими людьми?! Опять ты наступаешь на те же самые грабли!» Но поправить его было можно, а вот исправить — никогда. У него была некая установка: он не хотел меняться. На подсознательном уровне как будто говорил себе: «Лучше я буду получать подзатыльники, но останусь открытым, доверчивым и искренним». А какая может быть защита от человеческой подлости? Перестать верить людям, в каждом подозревать способность сделать гадость, ни с кем откровенно не разговаривать, слушать вполуха. Такой человек защищен от любых неожиданностей, но живет вполнакала. Толя так не хотел. Всему виной его несоветская — интеллигентная и аристократическая — внешность. Бывает, что человек выглядит, как граф, а рот откроет — дворник. А Толя соответствовал своему внешнему виду. Для очень близких друзей он в этом смысле иногда был даже смешон, а люди, которые его не знали, считали его надменным, гордецом — всегда с прямой спиной, безукоризненными манерами. Мы с ним объехали полмира, я снимал его и в Англии, и в Америке. В Лондоне в Букингемском дворце он общался с хранителем королевской коллекции. И Толя, который не знал по—английски ни одного слова, кроме goodbye и how do you do, очень гордо общался с этим лордом и сам при этом выглядел, как лорд. А в Америке, разговаривая с самим Форбсом в его кабинете, он держался точно так же. Хозяин никак не мог поверить, что этот представительный человек не говорит по—английски, поэтому все время смотрел на него с изумлением и недоверием. Для того чтобы так выглядеть, Толя не делал никаких усилий, он таким и был, вся химия и физика его организма была настроена на дворянское существование. Помню, я пробовал его на Паратова в «Бесприданнице». Мы долго репетировали, и я хотел, чтобы Ромашин один кусок сыграл на очень сильном, открытом темпераменте — грубо говоря, надо было проорать так, чтобы виден был маленький язычок в горле. Толя долго сопротивлялся, уходил от этого, говорил, что это плохая идея. Но я нажимал, в результате он сдался и прокричал мне всю сцену. Получилось действительно очень плохо. На следующий день Толя мне позвонил и спросил: «Ну, теперь ты понял, что я не гожусь? Пойдем поиграем в теннис». И мы пошли на корт ЦСКА. У нас совершенно не испортились взаимоотношения, за что я был дико ему благодарен. Жаль было бы из—за работы потерять товарища, все—таки у нас с ним была интимная связь... мы 20 лет ходили в одну баню. По пятницам у нас было «заседание» своеобразного мужского клуба — три часа, с восьми до одиннадцати, наша компания (мы с Толей, Марис Лиепа, Фаир Талахов — ближайший друг Ромашина, Леша Стычкин, отец актера Жени Стычкина, — блестящий человек, гениальный переводчик и просто неординарная личность) проводили в бане. И больше всего после этой истории с Паратовым меня волновал вопрос: как же мы теперь с Толей будем встречаться по пятницам? Ведь мне нужно было ему сообщить, что я не беру его на эту роль. Но Толя заговорил об этом сам, вот такой он был человек...»



В 1989 году Анатолий Ромашин впервые выступил в качестве режиссера, сняв социальную драму «Без надежды надеюсь», где также сыграл главную роль — писателя Косташа. Кроме того, Ромашин с большим успехом работал на радио, читая поэтические произведения Гейне, Верхарна, Огарева, Кирсанова, страницы романа Тургенева «Накануне», «Записки на манжетах» Булгакова, рассказы Бондарева. Этот опыт пригодился актеру во время работы над картиной Сергея Овчарова «Оно», где его голосом был прочитан закадровый текст. После того как в российском кино наступил глубочайший кризис, со второй половины 90—х годов Ромашин снялся лишь в нескольких картинах. Константин Худяков рассказывал: «Толя не делал укладку, не полировал ногти и не тратил целое состояние на запонки, у него все было гораздо скромнее. Наши мизерные материальные возможности делили людей на два лагеря — на тех, кто не чистил ботинки, и тех, кто их чистил. Толя, конечно, был из последних. Любил и другие джентльменские атрибуты — шарфик, крахмальный воротничок... В общем, всегда выглядел элегантно. Но эти его попытки были достаточно наивными, потому что зарабатывал он по нынешним меркам очень мало: что можно было купить на эти деньги, да и где? Чтобы достать что—то действительно стоящее, нужно было тратить неимоверные усилия. Так что к своему внешнему виду он относился со вниманием, но не более того. Толя долгое время ездил на «таврии». Это было что—то страшное — два велосипеда, которые соединили и накрыли общей крышей, ведро с гайками. «Толя, — ругали мы его, — как тебе не стыдно, ты же популярный, народный артист, на чем ты ездишь?! Давай мы все скинемся и одолжим тебе денег, чтобы ты купил себе пристойную машину». Но он говорил, что ему наплевать. А буквально через пару дней после этого разговора влетел в яму, которая была вырыта прямо посреди одной из центральных улиц Москвы, да так, что мотор у него уехал вперед и чуть не выбил фары. Ремонту машина не подлежала. В это время в сериале «Самозванцы» мы снимали эпизод, где герой Юры Беляева, очень богатый человек, попадал в аварию — в его дорогую иностранную машину въезжали «жигули». Дорогих машин в то время в Москве было еще не так много, и никто из их хозяев не горел желанием предоставить свой автомобиль для съемок. Пришлось мне пожертвовать свою, ее мы и тюкнули. Дирекция все отремонтировала просто идеально, Толя посмотрел и сказал: «Вот на такой машине я бы ездил». И я тут же решил: «Забирай!» — «У меня нет денег, — пытался протестовать Толя и, подумав, добавил, — я тебе буду их по частям отдавать». Мы не договорились ни о сумме, ни о том, сколько времени он будет отдавать. Ромашин потом трогательно, мелкими частями возвращал мне долг. Отношение Толи к деньгам — тема для отдельного разговора. Он мог, например, ссориться с продюсерами по поводу гонораров и потом с героическими интонациями Жанны д`Арк рассказывать, как отстаивал свои финансовые права. Позже выяснялось, что он снимался за полцены». 



С 1986 года Анатолий Ромашин стал руководителем актерской мастерской во ВГИКе, где ему было присвоено звание профессора. Кроме того, он вел мастер—классы в Голливуде, где актеры американского кино приходили к нему учиться мастерству.



Анатолий Ромашин, по признанию современников, был очень страстным человеком — он состоял в браке пять раз, причем на одной из своих жен он женился два раза. Режиссер Константин Худяков рассказывал: «Мне было симпатично то, что Толя искренне влюблялся во всех своих дам. И неважно, какой она была, хоть, извините, почти с вокзала. Толя этого не замечал. Товарищи могли ему говорить: «Ты что, с ума сошел?! Возьми себя в руки! Окстись!» Он отвечал: «Пошли вон, пошлые идиоты!» — и продолжал ухаживания. Роман мог быть быстротечным, но непременно искренним. Не знаю, что он этим женщинам говорил, но то, что каждый раз у него включалось сердце, это точно. И то, что он много раз был женат, подтверждает, что Толя каждый раз увлекался всерьез. Когда похотливые ребятки рассказывают, что они были женаты всего один раз, я думаю: «А сколько раз ты бегал на сторону? Ведь все знают, что ты такой барбос». Толя в этом смысле был очень порядочным, хотя влюбиться мог в кого угодно. Например, в Таиланде он умудрился завязать роман с дамочкой, которая была бандершей и присматривала за местными проститутками. Мы с Лешей Стычкиным пытались ему это объяснить, но он нас гнал палками. Не могу рассказать вам всех подробностей этой истории — они не для печати. Скажу лишь, что в результате дама оказалась наполовину мужчиной, от чего Толя практически сошел с ума. Но именно его романтический взгляд не позволил ему с самого начала разглядеть некоторые странности этой «барышни». Еще одна отличительная Толина черта — невероятная легкость характера. Из Таиланда мы с ним улетали вдвоем. Вижу, в аэропорту он не расстается с какой—то сумкой, типа авоськи. Говорю: «Сдай ее в багаж». — «Что ты! — отвечает. — Там две бутылки «Балантайна», мне подарили в посольстве, будем выпивать в самолете, лететь—то долго». Вдруг вижу, что из этой сумки что—то течет, — оказывается, одну бутылку он разбил. Другой бы на его месте дико расстроился: мы все были нищими, у нас маленькие суточные, а тут две огромные бутылки дорогого виски. «Да, — вздыхаю я, — неприятно». — «Почему? — искренне удивляется Толя, выбрасывая осколки. — Одна же осталась».



Со своей первой женой Галиной Ромашин познакомился случайно, после того, как знакомая ему студентка экономического института сказала: «Ты — будущий знаменитый артист, а у меня на курсе есть очень красивая девушка». Ромашин встретился с Галиной, она ему, действительно, очень понравилась, и через некоторое время они поженились. У Анатолия и Галины родилась дочь Татьяна, впоследствии ставшая диктором на телевидении. 



Но однажды Ромашин увидел на съемках молодую актрису Маргариту и снова влюбился. После чего развелся со своей первой супругой и женился во второй раз. Маргарита была испанкой, вывезенной в Советский Союз во время войны в Испании. В Москве она получила актерское образование, однако редко снималась и в 1970 году решила вернуться в Испанию. Ромашин уезжать из страны не собирался, и Маргарита перед отъездом развелась с Анатолием. Однако через год она вернулась. Анатолий Ромашин рассказывал: «Это уже трудно сейчас объяснить, но когда Маргарита вернулась, чувства вновь захватили нас…» Анатолий и Маргарита снова поженились. Но вскоре супруга вновь решила вернуться в Испанию, и история повторилась. Маргарита снова уехала в Испанию и осталась там, а родившаяся у них дочь Мария живет в Москве.



Последней избранницей Анатолия Ромашина стала студентка театрального института Юлианна Иванова, с которой Анатолий познакомился в Киеве, куда актер приехал на съемки фильма «Этюды о Врубеле». В интервью Ромашин рассказывал: «Я прилетел на съемки в Киев усталый и голодный. Но никто на меня и мои проблемы внимания не обращал. А она спросила: «Что вы такой грустный?» Я говорю: «Есть хочу… » — «Ну, пойдемте, — предлагает, — я вас покормлю гречневой кашей… ». Юлии было 18 лет, и она в тот момент только что поступила на актерский факультет Киевского театрального института имени Карпенко—Карого. Режиссер Константин Худяков рассказывал: «При всей своей аристократичности и велеречивости, которая часто нападала на него в присутствии малознакомых людей, он был абсолютным ребенком, такой балбесиной, доверчивой и беззлобной. Его роман с последней женой, Юлей, начался на моей картине «Смерть в кино». Юле было 18 лет, Толе — 58, разница — 40 лет. И вот идем мы все вместе через подземный переход под центральной улицей Евпатории, где снималась картина. Видим бабушку, которая продает сливы. Толя заинтересовался. Почуяв потенциального клиента, бабушка решила его не упускать и, кивая на Юлю, сказала: «Милок, купи слив внучке!» Толя твердым голосом ответил: «Бабушка, это не внучка!» — «Ну, так купи дочке». — «Бабушка, это не дочка! А сливы у вас плохие, я их брать не буду». Другой бы убил эту бабушку на месте, они же только что поженились, а он даже не обиделся».



Разница в возрасте не помешала Ромашину влюбиться и предложить девушке выйти за него замуж, на что Юлия ответила согласием. Ромашин рассказывал: «Я вскоре понял, что Юлечка для современности необыкновенный человек. Она очень светлая и чистая». Когда закончились съемки, Анатолий Владимирович пригласил Юлю сняться в свою картину «Без надежды надеюсь», которую снимал со своими студентами в Молдавии. Юля согласилась, а позже они тайно поженились, после чего Ромашин настоял, чтобы Юля поступила в Щукинское училище. Причем никто из членов приемной комиссии не знал, что Юлия — жена Ромашина. Руководитель курса Александр Ширвиндт, на котором училась Юля, очень рассердился, когда узнал, что Юлия замужем за Ромашиным, который позже рассказывал: «Когда Ширвиндт узнал о том, что она моя жена, он очень ругался, переживал из—за разницы в возрасте. Кричал: «Ты с ума сошел! Подумай, что ты делаешь!» Но было уже поздно». В 1997 году у супругов родился сын Митя. Константин Худяков рассказывал: «Для него очень важно было, что на свет наконец—то появился наследник, — от предыдущих жен у Толи было две дочери. Ему казалось правильным, что его фамилия будет продолжаться, поэтому рождение Мити было для него подарком. И хоть я не очень приветствую появление поздних детей, поскольку можно просто не успеть поставить их на ноги (что в результате и случилось с Толей), все мы были за него очень рады. Впрочем, он мало походил на человека, которому уже хорошо за 60. Его трудно было представить сидящим в кресле возле камина с пледом и трубкой. Ромашин и погиб—то, бедный, потому что был совершенно неистовым. Эта дача вообще стала для него каким—то камнем преткновения, он ее все строил и строил. Помню, пришел ко мне как—то на картину «Самозванцы», где должен был играть главного редактора издательства, сел за стол, скрестил руки, и я ужаснулся: «Толя, что у тебя с руками?!» Это были руки чернорабочего. А он действительно все там делал сам — рыл, копал, пилил, строгал, каждую досточку приколачивал самостоятельно. Мы все были против и не понимали, зачем она ему нужна. Леша Стычкин, у которого прекрасная ухоженная дача, часто говорил ему: «Толя, первая комната справа от входа всегда твоя, об этом предупреждены все — от водителя до дворника. Ты можешь прийти туда в любой момент и жить сколько надо». Но он твердил только одно: «Нет, я хочу свою!» Думаю, ему было очень важно иметь дом, который можно сыну оставить. Причем деньги на строительство дал ему все тот же Леша Стычкин, сказав: «Отдашь, когда будут».



Окружающие часто восхищались отношениями Анатолия и Юлии, и это нравилось Анатолию Ромашину, который считался ценителем женской красоты. В интервью Ромашин рассказывал: «Я не понимаю абсолютной красоты, ее для меня просто не существует. Конкурсы красоты, на которых измеряют грудь и бедра, — абсурд! Разве можно измерить красоту? Это так наивно! В жизни я встречал много женщин, самых разных. Был знаком с Джульеттой Мазиной, которая не отличалась особой красотой. Но я прекрасно понимаю, почему среди множества женщин Феллини выбрал именно ее: проведя несколько часов в ее обществе, я и сам влюбился. В чем же секрет? Да в том, что женщина должна гармонично сочетать в себе внутренние и внешние достоинства. Но я встречал и других женщин — красивых, молодых, длинноногих. А как только раскроет рот, сразу впечатление теряется. Уж лучше бы молчала! Опыт мне подсказывает, что самое главное для женщины — уметь прощать. Это делает женщину нужной, необходимой. Мужчина на такое не всегда способен. Я имею в виду не прощение конкретной вины, хотя и это тоже, а способность мириться с чужими недостатками, которые есть у каждого человека. Прощение в широком смысле слова».



Юлия в интервью рассказывала: «Толя был очень талантливым человеком и благороднейшим мужем. К сожалению, с сегодняшним образом мужчины эти эпитеты совершенно не ассоциируются. Невзирая на нашу разницу в возрасте, Анатолий Владимирович никогда не давил на меня. В его характере, что редко встречается у мужчин, совершенно не было эгоизма. При этом он мог запросто забыть меня на трассе, в Подмосковье. Просто взять и уехать, задумавшись о своем. Мы поехали в город Электросталь покупать кухонную мебель. На обратном пути наша машина заглохла. На улице — жуткий ливень. Анатолий Владимирович привязал трос, чтобы кто—то дернул машину. Как на зло, никто не останавливался. Анатолий Владимирович выждал время, еще раз прокрутил ключ зажигания, и машина завелась! Он попросил, чтобы я отвязала трос. Что я и сделала. Затем открыла заднюю дверь, кинула трос на сидение рядом с собакой. А он решил, что я села в машину. И тронулся с места. В итоге я осталась стоять под дождем одна. Надеялась, вернется. Когда промокла окончательно, решила добираться до дома самостоятельно. Возвращаюсь, а Толя с нашей собакой стоят на балконе и ждут, когда же я приеду. Эта история потом много лет веселила наших друзей». 

В жизни Ромашина все было прекрасно, но 8 августа 2000 года случилось несчастье. Ромашин на своей даче в подмосковном Пушкино давно хотел убрать старое ненужное дерево. Чтобы его спилить, пришел с бензопилой рабочий, но, не справившись с огромным деревом в одиночку, попросил Ромашина помочь. В ходе дальнейшей работы ствол огромной сосны упал на Ромашина. Анатолий Владимирович умер мгновенно. 

Похоронен актер на Ваганьковском кладбище.



После его гибели в «Театре Луны» был учрежден приз имени Ромашина — «Ромашка», которого каждый год удостаиваются особо проявившие себя актеры этого театра. 

Смерть Анатолия Ромашина стала горькой, страшной нелепостью: в свои 69 лет актер был счастлив, здоров и любим. У него было много планов, его ждали новые роли в кино и в театре. 1 января 2001 года у Ромашина должен был состояться юбилей. Специально к этому событию в «Театре Луны» готовили спектакль «Метеор», в котором он должен был играть главную роль. 

Леонид Филатов подготовил об Анатолии Ромашине передачу из цикла «Чтобы помнили». 




Источник