Когда СССР отождествляют с ГУЛАГом, то многие такое сравнение воспринимают как метафорическое и пытаются найти свои аргументы для более точного и полного раскрытия советского режима. Жаль, что никто, даже из диссидентов, не хочет всмотреться и увидеть более глубокую связь между этими тоталитарными производными. ГУЛАГ являлся стержнем существования СССР и, к сожалению, начинает возрождаться в путинской России.
Именно иерархия власти в республиканских сегментах ГУЛАГА в точности спроецирована в появившихся государственных моделях власти на постсоветском пространстве, а это значит, что и падение этих режимов также будет происходить по тем же признакам и критериям, которые десятилетиями копились по ту сторону колючей проволоки. Во всех республиках ГУЛАГ имел свой инструментарий решения насущных и судьбоносных проблем и существенно различался во всех советских республиках, где выстраивался свой порядок и национальный колорит построения лагерной жизни, в которую коммунистическая партия окунала миллионами своих сограждан.
СССР безжалостно и вероломно ломало судьбы и калечило психику советского народа, и к моменту своего распада подарило миру многомиллионное население, пропитанное страхом и всевозможными фобиями. Большинство советских республик ослабили свои криминальные парадигмы и стали дрейфовать к различным политическим государственным устройствам, от восточных автократий до западных демократий.
Россия — единственная страна, в которой криминал не только не был вытеснен из управления государством, но и стал единственным бенефициаром путинской вертикали власти. Сложившейся механизм ручного управления государством, где институциональные факторы прекратили свое существование, словно скопировал криминальное распределение властных полномочий. Не имея связи с законами и конституционными нормами, изменить вектор гулаговского развития невозможно априори, а незаконное или неправомерное ни при каких условиях не сможет в итоге стать легитимным. По этой же причине вся так называемая несистемная оппозиция, от Навального до Ходорковского, спотыкается о несоответствие с международным правом, то в вопросах аннексии, то в возможной индульгенции для правящей власти. На примере Грузии можно наглядно увидеть, как отношение правящей власти к ГУЛАГу влияет на дальнейшую жизнь в постсоветском государстве.
Успех Михаила Саакашвили в первую очередь стал возможен в его верной оценке роли ГУЛАГа на грузинское государство и принятый закон «Об организованной преступности», фактически парализовал роль криминала и стал главным сдерживающим фактором позволивший власти провести реформы и заложить фундамент гражданского общества. Теперь даже выдворение и лишения Саакашвили гражданства не могут сдвинуть этот камень преткновения который, обретя статус закона по сей день удерживает все попытки реставрации прежних позиций криминального мира. В Украине у Саакашвили намного скромнее результаты, потому что роль ГУЛАГа в этой республике была совершенно иная, и то, что в Грузии являлось важным и продуктивным в Незалежной выглядит пассивным и бесперспективным. Криминальный мир украинского ГУЛАГА не был монолитным и централизованным, поэтому в Украине появилась парламентско-президентская форма государственного правления, а гражданское общество дрейфует к Европе отвергая авторитарные попытки некоторых политических деятелей.
В принципе по всем пятнадцати республикам можно сделать беглый анализ концептуального влияния роли ГУЛАГа и понять причины построения внутренней и внешней политики нынешних властей, но то что каждое вновь появившееся государство имеет свой диагноз и нуждается в своем рецепте выздоровления — это очевидный факт.
Российский сегмент ГУЛАГа был и остается самым сложным и самым живучим, но это не говорит о том, что он неизлечим или нет инструментария для его лечения. Нужно только поставить правильный диагноз и пациент быстро пойдет на поправку.
Это уже один раз получилось в Грузии, это возможно и в любой другой республике бывшего Союза.
