Вот они и заканчиваются. Мой последний день, и последняя же, моя девятая жизнь. Нет, я конечно понимал, что он когда-то наступит. Но чтобы сегодня… Говорят, мы кошки, да и вообще животные, предчувствуем свой уход. Но сегодня мое шестое чувство молчало. День как день. Не лучше и не хуже остальных. Мне семь лет. Было. Солидный возраст для уличного кота. Для домашнего может и не много. Наша жизнь и так бежит быстрее людской, а для нас, бездомных, и вовсе мчится галопом. Да и то сказать, едим что попало, часто мерзнем по ночам, вот и проходит она еще в два раза быстрее. Я думал, что у меня еще есть время, много дней, может однообразных, серых и будничных, без особых радостей, но в которых буду Я.
И еще она, надежда. Правда махонькая совсем. Но она была, жила где-то в дальнем уголке моего сердца. Надежда на то, что однажды переменится моя жизнь, и я тоже стану кому-то нужен. Девять жизней. Но, если по справедливости, то только семь. Третью и седьмую я бы вовсе не брал в расчет. В своей третьей жизни я прожил всего полтора месяца. Мою маму «добрые люди» беременную вывезли в лес и бросили. Там, в какой-то норе, под корнем вывернутого дерева я и родился. Не только я конечно. Были братики и сестрички. Мама, бродившая по окрестностям в поисках пропитания, со временем обнаружила, что совсем рядом расположена городская свалка. Там тоже жили бездомные кошки, можно было найти еду. И видимо решив, что там и для нас найдется местечко, дождавшись, когда мы немного подросли, в один из дней она повела нас туда. Вот во время этого похода беда и настигла нас, в виде стаи голодных бродячих собак. Мама защищала нас изо всех сил, но что могла сделать маленькая худенькая кошечка против четырех здоровенных псов? Так мы и сгинули все в их зубах. А седьмая так и вовсе Бог знает, что. Не жизнь, а так, насмешка. Только родившись, я почувствовал голод. И холод, пробирающий до костей. Иногда холод немного отступал, и я чувствовал, как рядом еще кто-то шевелится, так же, как и я пытаясь добраться к источнику еды и маленького тепла. Я так понимаю, это мама, как могла, пыталась согреть нас. Но однажды холод сковал меня так сильно, что я не мог даже пошевелиться. Потом вдруг стало тепло, даже жарко, словно летом, и я уснул. Чтобы не проснуться больше. Так оно все и было, а уж вам судить, стоит считать это жизнью, или нет.
Но все это в прошлом, и, пожалуй, уже не важно. А сегодня… Сегодня я как обычно брел по району в поисках пропитания. Увидев несколько мусорных баков, я решил свернуть к ним, в надежде чем-нибудь поживиться. Но, видимо там, на Радуге, думали по-другому, решив, что я до конца испил свою чашу бед и страданий здесь, на Земле, и пора мне в райские сады, на давно заслуженный отдых. Я шел к бакам, когда из подъезда напротив вышел мальчик с доберманом на поводке. Увидев меня, пес сделал стойку, и резко прыгнул вперед, вырвав поводок из руки маленького хозяина. Как я уже говорил, в наши с надеждой планы не входило вот так, за здорово живешь помирать, и я что было сил бросился бежать. Выскочив с двора я увидел там, на другой стороне дороги небольшую рощицу, и не глядя по сторонам устремился туда.
Там были деревья, мое спасение. Но, нить моей жизни уже закончилась. Визг тормозов, удар. И вот я уже лежу в пыльной придорожной траве, и жизнь, вместе с тоненькой струйкой крови из приоткрытого рта потихоньку, по капле вытекает из меня, а в дальнем уголке сердца тихо плачет моя надежда. – Прости, я не оправдала себя, значит и умру вместе с тобой. – Нет, нет! – мысленно возразил я. – Надежда не должна умирать! – Лети, я отпускаю тебя. – Ты должна служить другим. – Может быть скрашивать дни такого же, как и я одинокого бродяги. – Может ему больше повезет. Тут я увидел склонившееся надо мной лицо. Сначала я не мог его разглядеть, но неожиданно взгляд мой прояснился, и я увидел склонившуюся надо мной худенькую темноволосую девушку. Она аккуратно держала меня за лапу, а по лицу текли крупные слезы. – Мурчик, маленький – тихо, сквозь слезы говорила она. – Как же так? – Зачем? – Мурчик.. – Хорошее имя – подумал я. – Все свои жизни я был просто кот, так хоть уйду не безымянным. – Потерпи, потерпи малыш – девушка оглядывалась по сторонам, ища кого-то глазами. – Сейчас. – Сейчас мы к доктору. – Спасибо, добрая душа. – Мне никакой доктор уже не поможет. – Радуга позвала меня, и передними лапами я уже там, на Радужном мосту. – Эх жаль, что мы не встретились раньше, как бы я любил тебя, ты даже не представляешь. – Но все равно спасибо. – За то, что уйду с именем, почти домашним, за твою доброту. – А ты заплачь, заплачь по мне. – Пусть твои искренние и чистые слезы омоют мои раны и грязную свалянную шерсть, чтобы я явился на Радугу чистым и аккуратным. Я обнял лапами ее руку, вздохнул и душа моя взмыла вверх, навсегда покидая грешную Землю.
Саша медленно ехала широкой тропой через березовую рощу время от времени поглядывая назад. Отец задержался, закрывая дом и должен был вскоре ее догнать. Дача находилась всего в шести километрах от дома. И в такие вот погожие дни, когда не нужно было забирать чего-нибудь тяжелого или объемного, вся их семья предпочитала пользоваться велосипедами. Выехав из лесу к шоссе, девушка остановилась, поджидая отца. И тут увидела, как из-под проезжавшего грузовика на обочину отлетело, кувыркаясь, маленькое тельце. Положив на траву велосипед, Саша побежала туда. В траве на обочине лежал, тяжело дыша белый в серые пятнышки кот. Из приоткрытого рта выбегала тоненькая струйка крови. Девушка осторожно взяла его лапку в ладонь. Глаза кота, уже подернутые предсмертной пеленой, вдруг стали удивительно ясными, и заглянув в них Саша увидела столько благодарности и нерастраченной любви, что даже задохнулась. Михаил Иванович выехал из леса, и увидел лежащий в траве велосипед дочери. Тревожно оглядываясь по сторонам, он не сразу заметил ее. Саша сидела, склонившись над чем-то на обочине, и мужчина не мешкая поехал туда. Дочь подняла заплаканное лицо. – Папа, тут котик. – Его машина сбила, я видела. – Он умирает. – Прошу тебя, давай похороним его по-человечески. Кот, словно услышав вздохнул, обнял лапками ее ладонь и вытянувшись затих. Михаил молча стал отвязывать от рамы лопату.
Прошли годы. Саша, вернее Александра Михайловна подошла к едва заметному холмику между двух берез, и положила в изголовье букетик полевых цветов. Рядом стояли муж и сын-подросток. Она вспоминала тот, уже далекий день, когда, завернув в свою старую футболку опускала в свежую ямку безжизненное тельце бездомного кота. Саша еще где-то в пятом классе решила, что будет врачом. А тогда, стоя над свежей могилкой окончательно сделала выбор. Да, она будет врачом. Но лечить будет таких вот несчастных беззащитных хвостиков. И этой клятве Александра Михайловна следовала и сейчас. После окончания университета она попала на работу в городскую ветеринарную клинику. Саша сама не знала, как так вышло, но буквально с первых недель она начала браться за почти безнадежных животных, и к удивлению, и даже зависти старших коллег, многих вытаскивала буквально с того света. Александра Михайловна и сама не могла понять, как это у нее получалось. Может помогала любовь к братьям меньшим, а может и еще кое-что. Это кое-что. Она уже и не помнила, когда это произошло в первый раз. Происходило все, как правило, когда Саша обдумывала какой-нибудь сложный случай, ища решение. Оно, точнее он, приходил к ней под утро. Тот, белый в серые пятнышки кот с обочины. Он садился где-нибудь в уголке и молча смотрел на нее своими зелеными, как и прежде полными любви глазами. Но теперь в них была еще и надежда. – Ты сможешь, ты справишься – говорили они. И утром Саша просыпалась с полной уверенностью, что все будет хорошо. Так и случалось. Со временем ее клиентура расширялась. Слава о добром докторе Шуре, как стали ее называть, шагнула далеко за пределы родного города. Она никогда и никому не отказывала в помощи, часто лечила животных бесплатно. Александра Михайловна понимала, что у пенсионеров, едва сводящих концы с концами, или детей, подобравших на улице больного или травмированного котенка, или щенка, вряд ли найдутся деньги на дорогостоящую операцию. Главным критерием для нее были любовь к своим питомцам. Со временем Саша смогла открыть свою клинику, где по-прежнему целыми днями возилась с почти безнадежными хвостатыми пациентами, постепенно возвращая их к нормальной жизни. Немного еще постояв над могилкой, Александра Михайловна подняла с травы велосипед. – Спи спокойно Мурчик – печально вздохнула она. – Пусть тебе будет легко и привольно на радужных лугах. И покатила велосипед к шоссе. Там Александра остановилась еще на минутку. На месте их первой и последней встречи много лет назад. Встречи, длившейся каких-то десять минут, но определившей всю ее дальнейшую жизнь.
