Ты приезжаешь на вокзал Киева, обычный вокзал, толпы людей, бомбилы, цыгане, кипеш, беготня, чемоданы, но на 10-й платформе начинается совершенно другой мир.
Оттуда уезжает поезд Киев-Краматорск.
Надо было бы ее назвать "Платформа 9 и 3/4", только с той стороны стены не колдуны и колдуньи, а мужчины в камуфляже. Совсем юные или почти деды, в шапках или кепках, в пикселе или в британке, в новых таланах или потрепанных уже ловах, с огромными армейскими баулами или налегке с одним рюкзачком, такие же как те, в метро, но другие. Мужчины с уставшими лицами и прямыми спинами.
Они едут не на работу, не по делам, не на пиво, не в гости и не с дочкой погулять под первым весенним солнцем, поезд повезет их на войну.
Не на ту войну, которая в телевизоре и в бошках незамутнённых, там где несчастные чмобики пачками дохлыми валятся и в штабеля укладываются, а на реальную такую войну.
Где жить или умереть тебе часто решает секунда или миллиметр. Где очень холодно и невыносимо жарко.
Где еда всухомятку и негде помыться.
Где приходится полагаться не только на себя, а еще и на вон того, почти незнакомого чувака в пикселе. Заснет или нет, промажет или попадёт, зассыт или будет стоять, кроша собственные зубы.
Где ты обязан молча подчиняться. Вы умеете подчиняться молча?
- Звони! Звони каждый день! Если не будешь звонить, я приеду и сама тебя убью! - почти кричит женщина в лицо своему солдату, в которого вцепилась она на эти пять минут до отправления.
- Ну чего ты, буду звонить, если будет связь.
Эти женщины тоже другие. С глазами, где бездна ярости и боли, тревоги и гордости, решимости и стеклышек слёз. Бледные, с поджатыми губами, невыносимо понятные мне женщины.
Никто не останется прежним, уезжая из дома на войну.
Никто не останется таким как был, провожая любимого в ад. Это другой мир на 10й платформе, куда подали поезд Киев-Краматорск.
Я дождусь победы.
Я дождусь времени, когда не надо будет стоять на вокзале, провожая в филиал ада на земле.
Я дождусь спокойного ужина в Каза-Бонито, в Венеции, вдвоем с мужем и чтоб официант запрещал мне прикармливать чаек.
Я дождусь, когда эта пришлая мерзость смешается с нашей землей, поглотится ею, но я никогда не забуду и не прощу цену, которую нам приходится платить. А плакать я себе пообещала в день Победы и не раньше!
