Он не знал правды, и всем об этом говорил. Отравили его за удачные попытки доказать, что правды не знает никто.
Сократ лихо тролил демагогов от демократии, «испытывая их на мудрость». Он мог обратиться к важному государственному бонзе, мнящему себя мудрецом, и доказать, что тот дурак. Он просил поэтов «объяснить отдельные места в их произведениях», и они были не в состоянии этого сделать. Он "обращался к ремесленникам, и они тоже разочаровывали его".
Если бы он считал себя мудрее всех, его бы поняли. И, может быть, простили. Но он говорил, что в подлунном мире нет тех, кто обладает истиной. И это было опасно, это рушило основы демократии.
Ведь каждому человеку важно знать, что есть лишь одна-единственная правда - та, на стороне которой он стоит. Без этого нельзя. Это создает иллюзию выигрышной стратегии в борьбе за выживание.
Все, кто утверждает, что есть какая-то другая правда - чужаки. Те, чья правда вступает в конфликт с твоей - враги, а их правда - ложь.
Испокон веков вожди, поэты и жрецы разъясняли, какая правда – это правда, а какая – всего лишь ложь. И это было в высшей степени комфортно.
Сократ, сеявший сомнения в истинности любой изреченной человеком «правды», ломал комфорт, вызывал тревогу, путал ориентиры. Ведь если вожди и политики не правы, то кто же тогда прав?
Философ лишь хитро улыбался на сей вопрос. И получалось, что каждый раз правду нужно было искать заново, собственноручно, тяжкой работой ума и сердца... А это порой невыносимо.
Потому Сократ и оказался страшнее врага. Потому и испил свою цикуту. И когда умер, всем сразу стало легче. Ведь когда перестают звучать вопросы: «А правда ли то, в чем ты так уверен?» - люди перестают задумываться и искать на них ответы. У них остается больше времени для зарабатывания своих драхм и почивания на лаврах.
И жизнь стала чистой и конкретной, без разных философских вывертов. Черное стало беспросветно черным, белое - девственно белым. Зло - отъявленным, благо -непререкаемым. Грешников повели на костры, праведников - в монастыри...
И наступили средние века.
