Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, –Когда Аркадий "умер", я, как многие, искренне скорбел и написал некролог, в котором назвал Бабченко "камертоном эпохи". Портал "Сноб" на своем сайте даже вынес эту фразу в заголовок подборки откликов различных известных людей на смерть Аркадия. Не откажусь от своих слов и теперь: Аркадий Бабченко действительно камертон эпохи. Его читают десятки или сотни тысяч людей. В его предельно откровенных, искренних, понятных и доступных текстах, о чем бы он ни писал, всегда чувствуешь электричество, оголенный нерв.
Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, –
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
Владимир Высоцкий
Однако история с воскрешением не только принесла почитателям творчества Бабченко необычайные облегчение и радость, граничащие со счастьем, но и оголила теперь уже нервы многих коллег Аркадия по журналистскому цеху. Их главный вывод сводится к тому, что Бабченко "воскрес как человек, но похоронил себя как журналист". Их главный упрек в том, что Аркадий не имел права сотрудничать с властями, со спецслужбами, что это, мол, противоречит этике и стандартам поведения журналиста. Защитники Бабченко в этой ситуации верят, что Аркадий, принял правильное решение, зная, что его и не только его жизни угрожает реальная опасность.
Критики же считают, что как журналист Аркадий обязан был отказаться от предложенной украинскими властями инсценировки убийства, заявив, что раз спецслужбы осведомлены о готовящемся на него покушении, то это и есть их работа и обязанность – беспокоиться о безопасности и защите. Без его, Бабченко, в этом обязательного участия. То есть даже по логике самих журналистов выходит, что, если Бабченко журналист, он не имел права участвовать в постановке, а если он обычный человек, то все нормально, и он мог поступить, как считает нужным.
Когда я писал некролог, то решил рассказать также о работе Аркадия как журналиста, для чего перелопатил множество его текстов, написанных за последнее десятилетие, но с огромным удивлением для себя обнаружил, что до войны в Донбассе, в качестве военного репортера, каким его все считают, Бабченко работал последний раз в течение всего нескольких дней в августе 2008-го на российско-грузинской войне, где представлял "Новую газету". Его тексты оттуда мне понравились (хотя стиль "от первого лица" и не моя чашка чая, как сказали бы на английском). Кстати, в американской журналистике, с которой меня связывает четверть века работы, подобный стиль с иронией называют How I climbed the mountain ("Как я взбирался на гору"), и пользуются им в серьезных изданиях крайне редко, когда без эмоциональной окраски происходящего просто не обойтись.
Так и Аркадий: в своих статьях из охваченной войной Грузии он очень ярко и эмоционально рассказывал в основном о своих приключениях и впечатлениях. Но повествование было настолько образным и живым, что, как читатель, я, что называется, вдыхал гарь войны, и пыль хрустела у меня на зубах. Читалось легко, но из всего повествования в голове осталось, по большому счету, то ли пулевое, то ли осколочное "ранение в ногу по касательной", полученное в результате изучения войны самим автором.
Я был уверен, что Аркадий – теперь уже "журналист без посредников" – должен был много и продуктивно работать на главной войне нашего века, войне на востоке Украины. И я искренне обрадовался, когда нашел блоги Аркадия из Донбасса, датированные маем 2014 года. Подтверждалась моя теория, что, как настоящий журналист, Бабченко приехал на войну практически сразу после ее начала, где и оказался в нужное время в нужном месте, то есть в расположении украинской десантной бригады под Славянском, занятым к тому времени сепаратистами под руководством Игоря Стрелкова.
Под Славянском Аркадий пробыл десять дней, с 20 по 30 мая, после чего отправился в Киев. И я не мог поверить своим глазам: с тех пор, ровно за четыре долгих года самой главной войны нового века, этот известный военный журналист не провел на передовой или даже близко к передовой, судя по его текстам, ни одного дня. В Праге был, в Вильнюсе был, в Нью-Йорке был, в Киеве живет, а вот ни в Иловайске, ни под Мариуполем и Ново-Азовском, ни в Песках и Водяном, ни в аэропорту Донецка и в Дебальцеве, ни в Широкине и в Авдеевке – нигде не был! Вероятно, на это были нашлись причины, и я углубился в донбасский дневник "старшины запаса", чтобы в нем найти какие-нибудь подходящие для некролога цитаты.
Его майские репортажи с войны, правда, оказались до банальности обрывочными, короткими, скудными, без особого фактажа, без интервью, сводились в основном к ежедневным отчетам о своих собственных приключениях и переживаниях. Когда на восьмой день донбасской эпопеи Бабченко читатели (по его собственному признанию) напомнили-таки "старшине запаса", что хотели бы побольше узнать о переживаниях самих защитников родины, а не только самого Аркадия, он по-своему логично объяснил, почему не берет интервью у солдат и офицеров: "В личку в последнее время приходит очень много писем: Аркадий, напишите о людях – что они думают, их истории, их судьбы, за кого голосовали, чего хотели, зачем они здесь. Пришло и несколько предложений от СМИ написать об этом. СМИ, почему-то, особенно любят эту патоку. Друзья мои. Я не буду об этом писать. И сейчас объясню, почему. На войну люди идут каждый по своим причинам. Одни – за единую Украину, демократическое государство, европейские ценности, нормальную жизнь и все хорошее против всего плохого. Другие – за Великую Россию, спасение русских от проклятых фашистов, объединение русских земель, бей правый сектор спасай страну, и тоже, в общем-то, за все хорошее против всего плохо. И те и те идут за свои идеи. Через три недели в окопах эти идеи оказываются уже на десятом месте Через три недели происходит перелом. И ты воюешь – а) потому что так вышло и ты уже здесь (какова бы мотивация не была изначально) , б) потому что так оно все закрутилось и надо воевать, в) за себя и – г) за того парня, который рядом. Последняя мотивация – пожалуй, одна из самых сильных" (дневник Аркадия Бабченко, 28 мая 2014 года).
За десять дней на фронте ни одного рассказа о боевых действиях, которые видел сам, ни одного толкового журналистского интервьюМне немножко резануло глаза высказанное отношение к историям, думам и судьбам людей на передовой как к "патоке". Но так оно и было на протяжении всего дневника: никаких портретов, никаких судеб, никаких размышлений прямых участников событий, ни одного интервью. Покоробило меня еще и то, что спустя четыре дня в прифронтовой полосе Аркадий упорно продолжал считать войну в Донбассе "гражданской". Именно так и называется его колонка в собственном журнале от 24 мая 2014 года – "Репортаж с гражданской войны". Не исключаю, что это был стеб, но тогда странно, почему без кавычек.
Ну, возможно, не разобрался тогда еще. Бывает. Правда, странности на этом не закончились. Вот, к примеру, как автор журнала описывает 25 мая 2014 года гибель журналиста Андрея Миронова и его коллеги, итальянского репортера, на окраине Славянска. Сидетелем этой трагедии сам Бабченко, по его собственному признанию, не был: "Обстоятельств его гибели я не знаю. Насколько можно судить по отрывочной информации в интернете, они с журналистами подъехали к железнодорожному переезду на окраине Славянска – тому самому, который бойцы ДНР перегородили железнодорожными вагонами, из которых пытались сделать некое подобие бронепоезда. По этому "бронепоезду" постоянно бьет артиллерия с Карачуна, пытаясь разблокировать его. А вчера еще шел довольно тяжелый бой.
В общем, они оказались в самом неудачном месте в самое неудачное время. Насколько я понимаю, украинские солдаты остановили их и приказали выйти из машины. Они вышли с поднятыми руками.
В этот момент по переезду и ударила артиллерия с Карачуна".
Здесь вообще какая-то путаница запредельная. Если Аркадий сам не был свидетелем трагедии, то зачем в стиле очевидца рассказывать тут же о том, что какие-то "украинские солдаты" на территории, контролируемой на тот момент "ополченцами" из ДНР, вывели журналистов из машины с поднятыми руками, а по ним ударила украинская же "артиллерия с Карачуна"? Далее, как можно журналисту начинать свой рассказ о таком событии со слов "насколько я понимаю"? Ты либо знаешь, либо нет. Твоих коллег убили. Читателю нужны факты, а не сбивчивая жвачка из третьих рук.
Приключения Аркадия на Донбассе неожиданно обрываются 30 мая 2014 года, в этот день он разместил свой последний репортаж с войны. Следующий текст вышел 6 июня, когда Аркадий, благополучно вернувшись в Киев, разместил в своем журнале очень странный, если не сказать больше, отчет о том, как его то ли ранили, то ли нет, то ли он в бэтээре под обстрелом перевернулся, то ли просто споткнулся и упал: "Оу… Вот теперь я действительно чувствую все. Больше всего, конечно, правая нога. Тут отбито все – ягодичная, двуглавая бедра, четырехглавая бедра, икра. Колено. Блин, как из колена-то можно сделать синяк? Она же кость… Когда нога представляет собой один сплошной смешной фиолетовый пельмень, передвижение тельца в пространстве превращается в довольно забавную штуку. Как говорил у Толстого в "Хаджи-Мурате" убитый в живот солдат: "Не больно, но идти не дает". Такая же фигня. Особо не больно – но идти не дает. Со стороны, думаю, все это выглядит довольно смешно. Правая рука тоже. Но больше всего напрягают две гематомы прямо на позвоночнике. Короче, утром хрен разогнешься. Зато просыпаться офигительно. "БЗС" долбят, "Третий-А" долбят так, что щепки летят, "Нона" ровняет Карачун с песком, бэтээр догорает на обочине, бусик попал в засаду, кучи погибших и раненных, которых в упор расстреливают из зеленки, двухсотый из колонны под Изюмом лежит на асфальте, потом встает и, улыбаясь кровавым ртом, бежит за нашей машиной, которая пытается развернутся и уйти, и тут ты такой – опа! – взял всех обманул и проснулся у себя дома. Белые простыни и белый потолок. Лежишь и лыбишься в него, как идиот. Думать вообще не хочется. Писать тоже. Все-таки устал я. Сильно. Хочется молчать. И ничего не делать. Так что подождите пару дней. Я потом все напишу. Ок? Кароч, всех с пятницей. Доброе утро".
Тут тебе все, что угодно: и "Хаджи-Мурат", и "блин", и "БЗС", и "Третий-А", и "Нона" и Карачун, и 200-й (убитый солдат), который в репортаже Аркадия "встает и, улыбаясь кровавым ртом, бежит за нашей машиной". У вас есть ясная картинка, о чем этот текст? Какой бусик попал в засаду? Кто кого расстреливает из зеленки? Ясно что агрессоры. Но где? При каких обстоятельствах? Читатель тут вообще теряется в догадках с самого начала до конца. Он ведь не солдат и не военный журналист, как Аркадий. Ему хорошо было бы объяснить, втолковать, что там произошло, когда, с кем, где и почему, а не заставлять его продираться сквозь поток сознания в духе Уильяма Фолкнера.
Надо отдать ему должное: Аркадий в дальнейшем, уже менее путано и при других обстоятельствах, признал-таки публично, что накануне его просто очень сильно "отметелили" украинские десантники из 95-бригады, правда не объяснил за что. А я рассказывать детали конфуза не буду. Если Аркадий захочет, то сам расскажет. Хотя вот некоторые намеки, правда, в уже декабрьской публикации, из которой выясняется, что Аркадия даже водили на расстрел во время войны: "А вот, кстати, странно – мне совсем не снится мой расстрел. Все, что угодно снится. Погибший парнишка срочник в колонне под Изюмом. Третий блок-пост. Поездки. Дорога. Как мы заблудились после Первого блокпоста. Сам Первый блокпост – которого больше нет. Десантники на Первом, которые были очень агрессивны – и к волонтерам и к журналистам, и с которыми мы даже поцапались – и которых тоже больше нет. Пристрелочные разрывы в километре над Третьим-А. Славянск. Славянск с Карачуна, кстати, очень хорош. Это и правда живописный город. Блокпост ДНР, который видно в бинокль. Даже женщина капитан СБУ (красивая, чертовка!) депортировавшая меня из донецкого аэропорта имени Прокофьева, которого тоже больше не существует – и то временами снится. А вот как меня вытаскивают по грязи расстреливать и ставят к дереву – нет. А ведь это самый п*****вый момент за всю эту войну для меня".
Вот это уже совсем поразительная журналистика. Захотелось сразу же вслух спросить автора (я тогда, как и вы, не знал, что он живой): Аркадий, о каком расстреле и кем идет речь? Или это про десантников, которые были "агрессивны и к волонтерам и к журналистам и с которыми мы даже поцапались"? Неужели они тебя на расстрел водили? И что это за "красивая чертовка", депортировавшая тебя из донецкого аэропорта? Это вообще где и когда происходило? Если в мае 2014-го, то где Изюм, где Славянск и где донецкий аэропорт? Как ты туда попал, чтобы тебя оттуда "депортировали"? Вот чего не отнять у автора, так это любви к мистификации.
В итоге: за десять дней на фронте ни одного рассказа о боевых действиях, которые видел бы сам, ни одного толкового журналистского интервью, ни одного мало-мальски значимого факта о том, что на самом деле там происходит, чтобы читатель понял и увидел картинку. Неужели это есть та самая, провозглашенная Аркадием, "журналистка без посредников"? С посредниками в Грузии у Аркадия получалось куда как интереснее и, самое главное, информативнее. Вышло, короче, недопонимание, и Аркадию пришлось уехать с "восточного фронта" навсегда.
Как я ни старался, так и не нашел в репортажах Аркадия с войны ни единой цитаты, которую мог бы вставить в некролог. Ну это и к лучшему. Аркадий оказался жив. И пусть живет до ста лет и радует нас своими блогами и книгами! Знаете, я стесняюсь называть себя военным корреспондентом и никогда этого не делаю. Ну иногда приходится писать про войну и снимать ее. Как, к примеру, не называют себя военными журналистами мои друзья Андрей Цаплиенко, Роман Бочкала и десятки других бесстрашных украинских журналистов, исходивших эту войну вдоль и поперек.
Я не знаю, как мы бы поступили на месте Аркадия. И сегодня речь не о нас, а о нем. Поэтому всем критикам его поступка я скажу так. Аркадий – не военный журналист и вообще уже давно не журналист, а замечательный писатель и блогер. И самое главное Аркадий – настоящий патриот Украины, который с риском для жизни заслужил ее гражданство. Поэтому ставить в упрек Аркадию какие-то нарушения этики и стандартов журналистики мы не имеем права. И я несказанно рад, что мне в первый раз в жизни пришлось выкинуть в корзину некролог на смерть товарища.
Сергей Лойко
