Париж. Дом, полный книг в квартале между Монпарнасом и Люксембургским садом. Философ Ален Финкелькраут (Alain Finkielkraut) принимает журналистов издания Репубблика с некоторым удивлением. «Я не представлял себе этой внезапной популярности. Обычно интеллектуалы вроде меня говорят о своих книгах, а не о фактах газетной хроники, в центре которых они оказались».
Репубблика: Начнем с самого начала. Субботний день, шествие желтых жилетов. Ожидали ли Вы, что окажетесь посреди акции протеста?
Ален Финкелькраут: Я тогда только что проводил домой свою свекровь после обеда. Я находился на улице Кампань Премьер и возвращался домой. Я думал, что шествие желтых жилетов проходит на Елисейских полях, а оказался как раз перед демонстрантами.
— На записи кажется, что вначале Вы улыбаетесь, как будто толпа Вас заинтересовала.
— Несколько демонстрантов подошли ко мне и предложили присоединиться к шествию, надев желтый жилет. Не знаю, были они искренни или иронизировали, но, как бы то ни было, они не вели себя враждебно.
— Потом начались оскорбления…
— Их было много, они громко орали. Я понял только, что лучше уйти, иначе меня бы линчевали. Если бы там не было полиции, они бы разбили мне голову. Говоря это, я не чувствую себя ни жертвой, ни мучеником.
— Что Вас задело больше всего?
— Лишь потом, когда я увидел записи, я разобрал, что раздаются не крики «грязный еврей», а «жирное сионистское дерьмо», «расист», «фашист». Один человек орал: «Франция — наша». Кто-то может провести параллель со старым националистическим антисемитским лозунгом «Франция — для французов». Но я так не считаю. У того человека была борода, на нем была куфия, представители властей определили его как кого-то, близкого к салафитам. Смысл был следующий: «Франция — это земля ислама». Это оскорбление должно натолкнуть нас на размышления.
— Движение желтых жилетов не может ли быть внедрено, скорее, крайне правыми силами?
— Существует старый антисемитизм в стиле 30-х годов, и он вновь дает о себе знать. Все из раза в раз цитируют Брехта: «Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада». И это верно, но сегодня «гад» появляется и из другого чрева. Евреи являются основной мишенью как для радикальных антисионистских левых, так и для молодежи из пригородов, близкой к исламизму.
— Можно ли критиковать политику Израиля и не услышать в свой адрес обвинения в антисемитизме или антисионизме?
— Разумеется, я тоже критикую решение увеличить число новых поселений на Западном берегу реки Иордан. Проблемой является откровенная враждебность по отношению к самому государству. Противники коммунизма не хотели уничтожить Россию. Новые антисемиты приравнивают звезду Давида к свастике. Значит, бессмысленно вспоминать Холокост, потому что они ответят: это то, что Израиль делает в отношении палестинцев. И с юридической точки зрения мы беспомощны.
— Почему Вы не подали заявление в полицию после нападения?
— Не я должен отправлять этих людей в тюрьму. Я могу внести свой вклад в анализ проблемы, сказав, например, что ее решение состоит не в противопоставлении прогрессистской и открытой Европы Европе закрытой, популистской и националистической. И я сказал об этом даже Макрону (Macron), когда он позвонил мне в субботу, 16 февраля.
— И что ответил на это Макрон?
— У нас состоялся долгий приватный разговор. Я могу только сказать, что со мной он не использовал привычную благонамеренную и прогрессистскую риторику. Мне показалось, что он прекрасно осознает, с какой угрозой мы можем столкнуться в будущем. Я надеюсь, что он будет действовать последовательно.
— Когда Вы говорите о популистских правительствах, Вы подразумеваете в том числе и Италию?
— Я недостаточно хорошо знаком с положением вещей в Италии, но убежден, что необходимо уважать свободу и мудрость европейских народов, когда они отказываются принимать мультикультурную картину общества. Сбросив со счетов действующее итальянское правительство с формулировкой «националистический позор», Макрон совершил серьезную ошибку.
— Вы отпускаете популистам их грехи?
— Популизм вызывает беспокойство, но он является патологической реакцией на феномен демографической трансформации, c которым правительства отказываются разбираться. Если бы не решение Ангелы Меркель (Angela Merkel) принять миллион мигрантов с ее «Wir schaffen das» («У нас получится»), мы бы не столкнулись с Брекситом.
— Однако Вы, сын польских иммигрантов, служите примером способности общества интегрировать мигрантов.
— К сожалению, французская школьная система, способствовавшая моей интеграции, уже рухнула. Сегодня доминирующая идеология уравнивает все, и ценность великой литературы оказывается сопоставима с ценностью рэпа.
— Поначалу Вы довольно доброжелательно отзывались о желтых жилетах. Вы раскаялись в своей оценке?
— Нет, я до сих пор считаю, что в этом движении есть нечто положительное. Благодаря флуоресцентным жилетам мы увидели сельскую Францию, ее дальние области. Это люди, которые проигрывают от глобализации и социального государства. К сожалению, это движение испортил его успех в СМИ. Некоторые его представители возомнили о себе что-то, стали дерзить. Сегодня меня в этом движении смущает не антисемитизм, являющийся маргинальной особенностью, а опасный эгалитаризм, в котором все уравнивается, а люди перестают уважать интеллект и компетентность.
— Вы верите, что в борьбе с антисемитизмом что-то изменится?
— В сознании происходят перемены, меня тронули многочисленные сообщения солидарности, которые я получил. Но я вижу, что на демонстрацию против антисемитизма не была приглашена Марин Ле Пен (Marine Le Pen), несмотря на то, что она дистанцировалась от своего отца. При этом на демонстрации присутствовали радикальные левые, которые замели под ковер все проблемы существующего в пригородах исламизма. И тогда я говорю себе, что сделать еще предстоит очень многое.
